Валерка выпрямился, лицо гостя побледнело, и девушка догадалась, что слова попали в цель. Возникло ощущение, будто пространство между ними стало раскаленным.
– Все правильно, я и есть убийца, – негромко произнес Лакмус.
Алена резко поднялась.
– Только не надо достоевщины, сыта по горло воплями о загадочной славянской душе. Вы не Родион Романович, я не Сонечка Мармеладова.
Каштанова скрестила руки на груди, и стала прохаживаться по комнате, с видимым усилием заставляя себя молчать. Тайсон, до этого момента безмятежно валявшийся на ковре, поднялся и уставился на хозяйку. Алена заметила тревогу собаки и протянула руку, собираясь погладить пса, но тот ускользнул и одним прыжком взлетел на подоконник. Стоял, глядел во двор, мощный, с рельефной мускулатурой, воплощение бесстрашия и надежности.
– Я действительно киллер, – упрямо повторил Валерка.
– Мерси за откровенность, только это никого не волнует. Работа грязная, но есть и более мерзкие варианты.
Девушка взяла из вазы грушу и надкусила.
– Кстати, какого черта вы сообщаете первой встречной о своей…, – Алена запнулась, подбирая более щадящее определение, – …профессии?
Валерка ответил не сразу, сидел, решая, надо ли вообще открывать рот. Потом выдавил:
– Минут десять можете уделить?
– Я вас слушаю.
Лакмус зачем-то сделал короткий выдох через нос, как боксер, проводящий удар, но продолжал молчать, соображая с чего начать. За десять минут нужно было объяснить практически незнакомому человеку ситуацию, в которой он очутился. Почему-то стало трудно дышать, перехватило горло, и Писюн вновь мысленно упрекнул себя, дрейфишь пацан. И все же он решился…
Знал бы Валерка, кто и какой ценой заплатит за его откровенность, собственной рукой отрезал себе язык. Без наркоза.
Желтые розы от чистого сердца
В оценке военных грубые ошибки не редкость. Чего
стоит одно «солдат – последнее звено в эволюции
животного мира». Во-первых, почему солдат, а не
генерал или маршал? Во-вторых, кто дает право
оскорблять животных намеками на интимную связь с
двуногими?
Планы полковника Багрова круто изменились. Виной всему была запись разговора Лакмуса и Алены, сделанная пунктуальной Васнецовой. Она добросовестно подогнала машину, напичканную аппаратурой, к дому Каштановой и закончила работать только после ухода киллера.
Полковник сообразил: появились два новых свидетеля, существование которых угрожает его безопасности. Дважды прослушав диалог, Михаил Федосович рассвирепел. Особенно поразило нахальство, с каким Алена и Лакмус, эти мокрицы, пытались рассуждать о смысле жизни.