Новая боль смешалась со старой. Вспыхнули и поплыли зведочки. Но прежде чем серость сменилась чернотой, в поле зрения опять появился Фу Манчу, склонился ближе.
– Цель! – заявил он, словно комментатор международного футбольного матча.
Джулз пытался заговорить. «Американец», – хотел он сказать. И «посольство». «В Дили». Но мир погрузился в черноту.
* * *
– Может быть больно, – предупредил Джоунс.
Может быть? Может?
Словно все, что было до этого, не причиняло боли.
Макс лежал с закрытыми глазами и стиснутыми зубами, обливаясь потом.
Иисусе, Мария, Иосиф.
– На три, – заявил Джоунс. – Готовы? Один, два...
– Держись, – мягко проговорила Джина около его уха. – Макс, ничего страшного, если ты закричишь.
– Нет, – с трудом выдавил Багат.
– Да. И открой глаза. Я где-то читала, что если открыть глаза, то меньше болит. Когда глаза закрыты, ты сосредоточен на боли и...
Макс открыл глаза. Джина была прямо перед ним – ее глаза, ее лицо. Она сидела на стуле, который приволокла Молли, держала его руки в своих ладонях и выглядела немного бледной, – Мне нет нужды кричать.
– Я поспорила с собой, что ты не закричишь. Не позволяй мне выиграть.
Что?
Макс попытался убрать ладонь из ее рук – он слишком сильно их сжимал, – но она не позволила.
Он многое испытал в жизни, а последние пять минут были просто адскими. Но даже они не шли ни в какое сравнение с последними днями.
– Три, – сказал он Джоунсу. – Просто сделайте это.
Матерь божья! Макс не удержался и зажмурился.
– Открой глаза, – убеждала Джина. – Давай, Макс, кричи.
– Давай, Макс, – вмешалась где-то рядом с источником его боли Молли. – Мы все закричим вместе с тобой.
– Не хочу... пугать тебя. О боже, Джина...
– Нет. – Голос девушки дрожал. – Ты не хочешь напугать себя. Меня-то ты не пугаешь. Ты так до сих пор и не понял? Я вообще тебя не боюсь.
– Почти закончил, – объявил Джоунс, и боль немного ослабла.
Конечно, она тут же вернулась с новой силой.
– Боже, – вновь выдохнул Макс.
– Знаешь, ты тоже самый лучший друг, который у меня был, – поведала ему Джина.
Все еще прошедшее время. Он открыл глаз и сразу же увидел ее. С царапиной на щеке, пересекающей идеально гладкую кожу, вероятно, полученной во время их идиотских метаний по джунглям. Скорее даже рубцом – выступающим и розоватым, – хотя Макс видел, что там, где хлестнувшая ее ветка рассекла кожу, выступило несколько крошечных капелек крови.
Глаза блестят от слез, как бы она ни пыталась их сдержать. Одна слезинка скатилась по щеке.
Чудесное изобилие жизни. Джина была так полна им, так восхитительно жива, жизнь просто сочилась сквозь нее.