– А если они все же есть?
Макс посмотрел на девушку, и Молли задержала дыхание. Но его ответ не прозвучал снисходительно или высокомерно вроде «Так как все знают, что мы только что занимались сексом, я притворюсь, будто уважаю тебя и отвечу так, словно твой глупый вопрос существенен».
Вместо этого Макс ответил честно.
– Будет плохо, – сказал он. – Но общаться с ними нужно, Джина. Не вижу для нас выбора.
– Удостоверься хотя бы, что это настоящая рация, – кивнула она, – прежде чем заносить ее в дом.
– Это будет нелегко, – предупредил Джоунс.
Джина пристально посмотрела на него.
– Да ладно. – Она указала на окно. – Крикните похитителю детей, чтобы он послал сообщение своему руководству с передатчика, который доставляет. Пусть скажет им повторить наше сообщение в мегафон. Сообщение должно быть чем-то необычным, таким, что они не сказали бы просто так – ну, например, куплет из песни. Тогда мы поймем, что это настоящая рация. – Она нахмурилась. – Разве что у него есть запасная…
Макс снова поднес бинокль к глазам.
– Не вижу на нем никаких проводов. И сомневаюсь, что у них есть микроэлектроника и наушники, учитывая, что, очевидно, денег нет даже на бронежилеты.
– Хотя, – сказала Джина, очевидно намереваясь сыграть роль адвоката дьявола до конца, – что если он не говорит по-английски?
* * *
Доставившему рацию солдату как раз хватило знания английского.
Стратегия Джины чудесно сработала. Рация была одноканальным хреновым средством связи ограниченного радиуса действия – вызвать подмогу с ней выйдет. Макс взял устройство на пороге и закрыл дверь, не схлопотав пулю.
Ребенка отнесли на другой конец площади и вручили рыдающей матери.
Все было просто здорово – включая улыбку Джины, потому что Макс воспользовался словами из старой песни Элвиса Пресли.
– Я зам ни знал, и я нипанимал, шо з ниоткуда в никуда. - Мегафон грохотал высокопарным слогом с жутким акцентом. Словно в игре в испорченный телефон, большинство слов были непоняты или неправильно расслышаны. – Куда вэли менья глаза, в глазах двоих найдья лубви пожар…
Но смысл примерно был понятен.
Все было чудесно – за исключением одного аспекта, имевшего наибольшее значение.
Переговоров.
Глава операции четко следовал приказам – Макс понял это за пятнадцать секунд разговора с переводчиком. Командир не был профессиональным переговорщиком и сообщил Максу, что не уполномочен заключать договоренности любого рода.
С его стороны это было более чем недостатком воображения. У офицера определенно имелась единственная цель – спасти собственную шкуру. Существовали люди, четко придерживающиеся правил, потому что верили в них. Но этот командир делал так потому, что был напуган.