— На этот раз я принес тебе подарок, подходящий для любовницы. Вот, надень. Я хочу, чтобы ты продемонстрировала его мне! — приказал он.
Патриция нерешительно взяла это из его рук и приложила к себе. Теперь она рассмотрела, что это была ночная сорочка, сшитая из такой тонкой ткани, что казалась совсем невесомой. «Эта вещь будет больше открывать, чем прятать», — с ужасом подумала Патриция. Сорочка была алого цвета, и это был символ продажной любви. Она поняла намек. Этот подарок должен еще раз подчеркнуть, что она падшая женщина.
Еще одна, страшно возмутившая ее мысль промелькнула у Патриции — не снял ли он эту сорочку с тела той, чьими духами он так пропах?
— Надень! — приказал Эмиль.
Патриция надела ночную сорочку и медленно повернулась к нему лицом. Черные глаза Эмиля загорелись, и у него перехватило дыхание от ее красоты. Под этим горящим взором она почувствовала знакомое волнение в груди, и отвернулась, боясь, что оно растает от одного взгляда его магических глаз.
Повернувшись, она вдруг поймала свое отражение в зеркале, висящем напротив.
Прозрачная ткань, едва касаясь тела, обрисовывала только грудь и бедра — контуры фигуры едва угадывались. Эмиль пожирал ее глазами. И опять — от этого горящего взгляда — ее темные соски набухли и затвердели. И опять ей стало стыдно. Он одел ее как проститутку и похотливо, как проститутку, рассматривал. Но, видя его восхищенный и горящий взгляд, она, вопреки своему разуму, снова ощутила трепет и желание разделить с ним страсть.
— Патриция, — почти простонал Эмиль, — я умираю от любви к тебе. Любовь испепеляет меня. Подойди и уйми мою боль. Прошу, прошу тебя…
Его голос звучал теперь так мягко и искренне, что она поняла, что он, как и она, полностью захвачен страстью.
Но она еще попыталась сопротивляться. Он пришел пьяный и злой от проститутки, вырядил ее как продажную женщину, а теперь ожидает, что она покорно будет удовлетворять его желания.
— Как ты после всего осмеливаешься меня просить? — с горечью произнесла Патриция.
— Как я осмелился? — переспросил он. — Ты — моя! Запомни, ты — моя! Ты всегда будешь моей!
— Никогда! Никогда в жизни я не буду любить тебя по доброй воле! Я ненавижу тебя! — и, бросившись к нему, она начала хлестать его руками по лицу, царапать ногтями.
Эмиль, не ожидавший нападения, сначала позволил залепить себе пару пощечин, но, опомнившись, схватил ее за запястья. Они оба не удержались, рухнули на кровать. Наконец Эмиль обуздал ее, заломив ее руки за спину и зажав ее ноги своими ногами. Он придавил ее так, что она не могла больше пошевельнуться. Она замерла и услышала, как он стал шептать ей нежные, ласковые слова.