Рой Маклрой производил впечатление безукоризненно светского человека. Щегольски одетый, подтянутый, улыбающийся, он приветствовал гостей с искренней симпатией.
— О, Джонни! — восторженно бросился он навстречу. — Рад тебя видеть. — И тут же добавил: — Каким ветром занесло тебя к нам, чертяка?
Джонни приветственно кивнул:
— Показываю холостому кузену из провинции голливудские нравы. Познакомься, это Нино.
Маклрой потряс руку Нино и оценил его профессиональным взглядом.
— Ведь сожрут, — доверительно сказал он Джонни, провожая обоих внутрь здания. Множество стеклянных дверей было распахнуто прямо в сад. Сквозь деревья виднелось искусственное озеро. Не менее сотни гостей — все, как один, с бокалами в руках — слонялись кругами в мягком свете розовых ламп. Художники и осветители постарались: в розовом полумраке женские лица казались удивительно привлекательными, а кожа — нежной и бархатистой. Это были те самые лица, которые Нино видел на белых экранах американских киношек с тех пор, когда ему стукнуло десять лет. Их воображал он, наделяя эротическими грезами, когда превращался из мальчика в мужчину. Сейчас они предстали во плоти, и это выглядело пугающе, все равно, что ожившие привидения. Никакие ухищрения гримеров не могли скрыть усталости их тел и упадка сил. Время жестоко по отношению к собственным дивным творениям. Если бы восковые фигуры из музея мадам Тюссо взяли в руки бокалы и присели в аллейках или зашагали по тропинкам, они, наверное, сильнее воспламенили бы его, чем эти былые божества экрана. Чтобы избавиться от тягостного чувства, Нино один за другим осушил два бокала и целенаправленно двинулся к бару, уставленному батареей бутылок. Джонни не отставал. Некоторое время они торчали около бара вдвоем, потом рядом с ними раздался волшебный голос Дианы Данн.
Этот голос был впечатан в память Нино так же, как в мозг миллионов других мужчин: Диану знал любой. Дважды удостаивалась она высших призов Академии, но никакими призами не измерить того очарования, которое делало ее совершенно неотразимой в глазах всех без исключения зрителей мужского пола. Ее чувственный голос сейчас произносил слова, отнюдь не предназначенные для кинозрителей:
— Джонни, негодник, ты так затрахал меня в прошлый раз, что пришлось приглашать лекаря. А сам смылся, свинья супоросая, хоть бы наведался когда.
Джонни чмокнул ее в нарумяненную щечку.
— Ты и так меня измотала до предела, — польстил он ей. — До сих пор не могу в силу войти. Познакомься лучше с моим кузеном Нино, только что из Италии, крепок, как молодой огурец и вообще парень хоть куда. Уж он-то не ударит в грязь лицом.