Мюзикл, на который они попали, назывался «Карусель» — сентиментальная и смешная история о мелком жулике с большими амбициями. Она рассмешила их, и, выходя из театра, Кей, спрятавшаяся от вечерней прохлады под пиджаком Майкла, спросила:
— Ты тоже станешь колотить меня, когда мы поженимся, а потом обещать мне в подарок звезды с неба?
— Я собираюсь стать преподавателем математики, — рассмеялся на это Майкл. Потом спросил: — А не пора ли нам перекусить перед сном?
Кей была сыта любовью. Ее готовность забыть обо всем на свете восхищала Майкла. Но сам он проголодался и прежде, чем подняться к себе, заказал сэндвичи в номер.
— Купи газеты, — попросил он Кей, — пока я возьму ключ.
Ему пришлось немного обождать: в отеле все еще не хватало служащих, хотя война уже кончилась. Получив, наконец, ключ, Майкл нетерпеливо огляделся. Кей стояла у киоска, застыв с газетой в руках. Она подняла на него глаза, полные слез:
— О, Майк! — проговорила она. — О, Майк…
Он вынул из ее рук газету и сразу увидел на фотографии отца, распростертого посреди улицы в луже крови. В человеке, рыдающем, как дитя, сидя прямо на асфальте рядом с телом, Майкл признал брата Фредди.
Он похолодел. Это чувство нельзя было назвать ни горем, ни ужасом — только холодной, ледяной яростью.
— Поднимись в номер, — сказал он Кей.
Но пришлось отвести ее к лифту за руку. В молчании оба вошли в номер. Майкл опустился на кровать и развернул газету. Достаточно было прочесть заголовки:
ВИТО КОРЛЕОНЕ СРАЖЕН ВЫСТРЕЛОМ.
РАНЕН СОДЕРЖАТЕЛЬ ИГОРНЫХ ДОМОВ, СВЯЗАННЫЙ С МАФИЕЙ.
ОПЕРАЦИЯ ПОД УСИЛЕННОЙ ОХРАНОЙ ПОЛИЦИИ.
УГРОЗА КРОВАВОЙ РЕЗНИ МЕЖДУ НЬЮ-ЙОРКСКИМИ ГАНГСТЕРАМИ.
У Майкла отлегло от сердца. Он сказал Кей:
— Отец жив. Этим сволочам не удалось угробить его.
Он вновь взялся за газету. Перечитал сообщение внимательно. Стрельба произошла в пять часов дня. В то самое время, когда он валялся в постели с Кей, сидел за обедом, смеялся на спектакле, отец находился на волосок от смерти. Его передернуло. Чувство вины было сродни физической боли.
— Надо ехать в больницу? — спросила Кей.
— Сначала позвоню, — сказал Майкл. — Узнаю, что дома. Те, кто палил в него, — смертники, и теперь, зная, что он остался жив, пойдут до конца. Не берусь даже предполагать, что они еще выкинут.
Оба телефона в особняке на Лонг-Бич были заняты, и только минут через двадцать ему удалось дозвониться. Наконец голос Санни в трубке сказал: «Алло!»
— Санни, это я, — проговорил Майкл.
— Господи, — отозвался Санни с явным облегчением. — Как мы волновались за тебя, малыш. Ты где? Ребята перевернули весь твой поганый городишко вдоль и поперек.