Для начала следовало отыскать Тома Хейгена. Санни потянулся к телефону, но звонок опередил его. Букмекер, имевший от семьи лицензию на контору в районе происшествия, спешил известить, что дон убит, его застрелили прямо на улице. Санни порасспросил его, чтобы убедиться, насколько осведомитель в курсе дела, и сказал, что он ошибается. Дон Корлеоне жив.
Почти тотчас же телефон зазвонил в третий раз, но услышав, что звонит репортер из «Дейли Ньюс», Санни без разговора повесил трубку.
Наконец ему удалось набрать номер квартиры Хейгена.
— Том еще не вернулся?
— Нет, — ответила жена. Но они ждут его к ужину.
— Скажи, чтоб он сразу позвонил мне, — попросил Санни.
Усилием воли держа себя в руках, он попробовал проанализировать ситуацию и представить, как повел бы себя отец, окажись на его месте. Санни с первой же минуты понимал, что нападение организовал Солоццо, но сам Солоццо не мог, безусловно, взять на себя смелость выступить против дона, слишком велика была разница в весовых категориях, то есть, в могуществе. Оставалось предположить чье-то мощное покровительство Солоццо.
Телефон зазвонил в четвертый раз, прерывая размышления Санни. Голос в трубке звучал мягко, почти душевно:
— Сантино Корлеоне?
— Да, — сказал Санни.
— Том Хейген у нас, — сообщили ему. — Мы отпустим его часа через три с нашими конкретными предложениями. Пока не суетитесь, не устраивайте дополнительных неприятностей. Случившегося не вернуть. Только будьте благоразумны, ведь всем известно, что вы — человек горячий.
В голосе чувствовалась насмешка. Санни подумалось, что это звонит сам Солоццо, хотя он не мог бы в этом поклясться.
— Хорошо, подождем, — произнес он нарочито глухо и скорбно.
На другом конце провода положили трубку. Санни немедленно засек время на своих массивных золотых часах и, чтобы не забыть, записал цифру прямо на белой скатерти. Несколько минут он сидел неподвижно на табуретке возле обеденного стола, мрачно смотря в никуда. Жена опять попыталась спросить:
— Что стряслось, Санни?
Он ответил как можно спокойней:
— Старика подстрелили.
Увидев, какое это произвело на нее впечатление, Санни добавил грубовато:
— Не волнуйся, он жив. Все будет нормально.
О Хейгене он предпочел умолчать.
Телефон вновь затрезвонил. Теперь позвонил Клеменца. В трубке было слышно, как толстяк задыхается и захлебывается от волнения:
— Знаешь, что с отцом?
— Да, — ответил Санни. — В него стреляли, он жив.
В трубке наступило молчание, потом облегченный голос Клеменцы запричитал:
— Слава тебе, Господи, слава тебе, Господь милосердный… Ты уверен? — переспросил он в волнении. — Мне сказали, он умер прямо на улице.