За учебой и полетами не заметили, как пришла весна. В свои редкие выходные дни правдами и неправдами хотелось попасть в город. Увидеть Светлану. Не верилось, что она уехала. Но весеннего Киева по-настоящему они так и не увидели — полк перелетел на лагерный полевой аэродром, всего в сорока километрах от постоянного, но эти сорок оказались в жизни непреодолимыми.
Вспомнился ему один майский день, и это воспоминание вновь обожгло его чувством стыда. Тогда из-за своей самоуверенности он не только рисковал самолетом и своей жизнью, но поставил под угрозу жизнь своего штурмана.
Закончились полеты. Наконечный подвел итоги летного дня и сообщил, что в соседнем полку летчик при выполнении пилотажа допустил серьезную ошибку. Машина сорвалась в штопор. Экипаж погиб. Затем всех убедил, что этого не должно было случиться: самолет на штопор испытан и из него выходит при правильных действиях летчика.
Пилот же в данной ситуации дважды ошибся: первый раз при выполнении глубокого виража, второй — при выводе машины из штопора.
Доказательствам Матвей поверил. И на следующий день сознательно и лихо вогнал самолет в штопор. Ни страха, ни сомнения не было. И ему, авиационному птенчику, было невдомек, что даже опытный летчик-испытатель к штопору каждый раз серьезно готовится сам, готовит самолет и летный экипаж.
Поступил нечестно. Александра не предупредил. Прав оказался командир полка: машина вошла в штопор по рулям и покорно из него вышла без всяких выкрутасов.
Эх и попало ему тогда от Носова! Если бы мог, то прямо в воздухе надавал бы ему по шее. Штурман — молодец. Настоял, чтобы Матвей сам доложил командиру о хулиганстве. Это и спасло его: комэск, комполка и комсомольцы понадавали пинков, но за собственное признание помиловали.
Перебирал в памяти и другие события «далекого» мирного времени. И оказывалось, что Носов во многих делах подправлял ему регулировочку. Учил жить. Был он старше на шесть лет. А на девятнадцать осиповских это было очень много.
Но в воздухе, как положено по уставу, всегда признавал его неоспоримое право командира.
Пересчитал боевые вылеты, которые они успели с Носовым сделать, и в груди разлилось тепло благодарности к товарищу.
Авантюрист!
Наконечный доложил тогда о штопоре командиру дивизии. Но и защитил, оценив штопор в трое суток гауптвахты.
Улыбнулся мирному времени, терпеливой доброжелательной науке. Услышал в себе какое-то безмыслие и глубокую тишину, безвременно. А потом на глубоком вдохе вынырнул в сегодня.
«Что же я знаю о Червинове?.. В общем-то, ничего, кроме того, что зовут его Василий, что закончил он с Носовым одну и ту же штурманскую школу, правда, на год позже. Попал, как говорят, с корабля на бал: со школьной скамьи сразу на войну. Летал в полку совсем мало. Летчик его, лейтенант Ловкачев, к войне „не готов“; не успел закончить программу переучивания и теперь бегает по аэродрому с флажками, помогает младшим лейтенантам и сержантам воевать и умирать за будущие его полеты…»