Самолет полз животом по земле. Через кабину летели земля и пшеница. Скрежет, треск. Над местом посадки поднялось пыльное облако. Наконец самолет остановился. Стало тихо:
— Вася, живой?
Но ответа не последовало.
«Неужели чем-нибудь придавило?» — подумал Матвей.
Но в это время «задняя кабина» чихнула, и Василий ответил:
— Живой. Только сразу ответить не мог. Полная кабина и рот земли. Тут не продохнешь. Давай будем выползать, пока ползается.
Штурман и летчик сами сразу выбраться из самолета не смогли. Быстро нарастали боль и слабость. А они сидели и думали, как быть? Тихонько переговаривались, вырабатывая план. Как выбраться штурману? Нижний люк прижат землей, а вверх, через турель, без ног не вылезешь. Летчик с одной здоровой рукой и ногой, конечно, мог приподняться из кабины и через разбитый фонарь вывалиться на крыло, но это тоже был не лучший вариант.
Из населенного пункта бежали люди. Бежать им было с километр. Кое у кого в руках колья — тоже оружие.
Прибежали вначале, как всегда, мальчишки лет десяти-двенадцати, а потом уж и взрослые. Вначале вытащили из кабины летчика. Его было видно, а потом по его командам извлекли из самолета и штурмана. На перевязки ран бинтов в самолетной аптечке не хватило, поэтому заканчивать их пришлось нижними рубашками собравшихся.
Когда первая помощь пострадавшим была уже оказана, Осипов спросил у собравшихся: «Далеко ли отсюда до ближайшего аэродрома?» В ответ ему несколько голосов сразу сказало: «Да тут недалеко, километров десять, есть аэродром, на котором летают такие же летаки».
Подошла подвода. Осипов решил сразу ехать на аэродром. В телеге было наложено сено. На нем было лежать мягко, пахло сенокосом и нежным ароматом подсыхающей травы. Запах был чистый, без всякой примеси затхлости и залежалости. Такой вкусный и нежный запах мог исходить только от трав, взятых непосредственно с покоса. Ехать было тряско, но не очень больно: травяная перина хорошо поглощала удары на ухабах, а острота боли начала проходить.
— Когда говорили, что к ране и боли быстро привыкаешь, не верил. А правду говорили, без хвастовства. Сложная машина — человек. Оказывается, даже к боли можно привыкнуть.
— По мне, так лучше не привыкать.
Лежали молча, закрыв глаза. Разговаривать больше ни о чем не хотелось. Знобило.
…Степан Пошиванов не мог продолжать полет: где-то была перебита магистраль, питающая мотор маслом. Когда выбрались на свою территорию, то давление масла подошло к нулю, а мотор сразу начал греться. Если не сесть, то неизвестно, когда и где заклинит коленчатый вал или поршни в цилиндрах. И тогда уж не будешь выбирать, куда садиться, а упадешь, где придется. В этом положении он сейчас все равно помочь командиру ничем не мог, а до аэродрома без масла не дойти. Решил садиться…