- И не надейтесь! – с яростью ответила она, а он закачался с носков на пятки, соображая, как бы её побольнее уязвить.
- Тебе надо идти работать в Горьковский МХАТ, - произнёс с таким презрением, будто хуже места для актёра и не найти.
Мария Сергеевна рассмеялась.
- Дадите положительную рекомендацию?
Он продолжал качаться, сузив злые глаза. Отпускать талантливую молодую актрису не хотелось, он всё ещё надеялся обломать строптивицу с помощью еврейской настойчивости и обманного обхождения. Да и она пока побаивалась переходить в другой театр, где нужно будет всё начинать сначала - а ей уже перевалило за 30 – и снова вживаться в новый коллектив со своими внутренними дрязгами, и снова уживаться с новым режиссёром, хотя и точно знала, что в этом театре и с этим режиссёром творческого союза у неё не получится. Аркадий Михайлович, уже в который раз, решил отложить разрешение конфликта до лучших времён, во всяком случае – до конца нового спектакля, и объявил перерыв.
Когда все облегчённо разместились в гримёрке и начали разгрузочный трёп, не имеющий никакого отношения к пьесе, быстрым шагом вошёл Главный, не спрашивая разрешения, взял со столика Анны хот-дог, незамедлительно вложил в рот и так же стремительно удалился.
- Всунула? – требовательно спросила Мария Сергеевна.
Анюта отвела коровьи глаза в сторону, выбрала себе любимую сосиску в тесте потолще и безразлично ответила:
- Нет.
- Почему? – стараясь поймать её взгляд, допытывалась Маша, но Анна не отвечала и, больше того, для надёжности заткнула себе рот хот-догом. – Предательница! – обозвала заговорщица. «Предала, скотина, ради корыстной близости к начальству», - поняла она простодушную толстушку. Поняла и не осудила: - «Всё просто, как божий мир!». В дальнем углу гримёрки нашла Верку. – Анка скурвилась!
Однако злую подельницу нисколько не затронуло важное сообщение. Сморщив нос в отвращении к новости, она, тоже пряча глаза, подлила воды в огонь:
- А мне до фени ваши труппные дрязги! – и, коротко взглянув на сообщницу, оглушила своей новостью: - Утром была у гинеколога: уже два месяца!
- Подзалетела?
- Ну! – Хорошо задуманный заговор разрушился, не начав осуществляться. У Верки навернулись слёзы. Она смахнула их пальцами и, жалко улыбнувшись, невесело выкрикнула: - И-эх! Пропадай, моя телега! – Хлюпнула носом и нашла выход из дохлой ситуации: - Три-четыре месячишка ещё проваландаюсь с вами, а там – в длинный отпуск, года на два-три, и больше не вернусь в ваш серпентарий. Дудки! Не дождётесь! – У неё опять потекли слёзы.
После перерыва читка пошла в ускоренном темпе. Аркадий Михайлович ещё раз разъяснил для тупиц, напрасно выискивая в их осоловевших глазах хотя бы искорку понимания, фабулу гениальнейшего произведения, вызвав красноту на впалых щеках авторши, в основе которого, по его мнению, заложено соперничество двух родственных и любящих друг друга женщин за право обладания перспективным самцом.