- Что ж не предупредили заранее, я бы подъехал, - приятный басок утратил приятный рокочущий оттенок, стал тусклым и даже… болезненным.
- Не смогла, я была в глубочайшем цейтноте, - Марии Сергеевне было непривычно и неприятно оправдываться, - нужно было за полтора дня столько дел переделать, что не только на разговоры, на сон времени не хватало. Вряд ли что-либо получилось путное из скомканной встречи. – Она воодушевилась от осенившего вдруг оправдания: - Знаете, так бывает: двое жаждут, прямо-таки страждут встретиться, чтобы серьёзно поговорить, а встретятся и не найдут, как сговориться – язык не слушается, мозги тормозятся, и темы общей нет. Мне кажется, что для обстоятельного разговора нужно, прежде всего, долгое общение, чтобы нужный разговор или сам собою возник без натяжки, или отмер за ненадобностью, не начавшись. Как вы думаете, вы же философ?
Он там усмехнулся кисло и натянуто.
- Думаю, что неплохо было бы всё же встретиться, чтобы обсудить и эту тему. Куда вы едете? Можно мне с вами?
Она засмеялась, обрадовавшись его настойчивости.
- К сожалению, нельзя. Мы – на самый краешек земли, только не ваш, а северный, где всё бело, даже медведи, и люди, бледные и угрюмые, живут в закрытой паспортной зоне – вас не пустят. – Опять замолчали, теряя нить натянутого разговора.
- Вы сказали «к сожалению», значит, ещё есть какая-то надежда, она не убита наповал, хотя и отдалилась неведомо насколько? Надолго вы? – а голос его звучал без надежды.
- Как минимум – на месяц, как максимум – на два.
- Убита!
- Господи, ну, зачем вы так! – она стала злиться, ненавидя в мужиках, особенно в больших, пессимизм. – Есть вы, есть я, - Мария Сергеевна понимала это в широком смысле, - разве этого мало?
- Хотелось бы большего. – Оба поняли, что дальнейший разговор ни о чём бессмысленен.
- Иван Всеволодович, извините, мне пора в вагон, поезд вот-вот уйдёт.
Он, окончательно смирившись с потерей, даже нашёл силы для шутки:
- Вот было бы здорово!
- Нельзя, - опять это убийственное слово, - вы же сами говорили, что главное в жизни – дело, работа, а остальное им в подмогу, так?
Он тяжко вздохнул.
- Приходится мириться с собственной возвратной хилософией. Я вам напишу письмо.
- Электронное? – обрадовалась она окончанию тяжёлого расставания.
- Нет, я не доверяю технике. – Она вспомнила, что он, в отличие от большинства мужчин, и авто не любит. – Мне чудится, что такие открытые письма читают все, кому не лень. Я напишу вам обычное, почтовое.
- А я смогу получить его только через месяц-два, и за это время много воды перемешается и в Тихом, и в Ледовитом, и не одно течение сменится.