Жизель каждый день благодарила Небеса за то, что у нее такой любящий муж, и за то, что она носит здорового ребенка. И при этом у нее была медицинская помощь понимающего и знающего эксперта.
Молодая женщина, конечно, хотела сама заботиться о ребенке, но все же согласилась нанять — дополнительно к медсестре — няню. Причем согласилась в основном из страха, что ее отказ муж и профессор Грин могут интерпретировать как начальные признаки депрессии.
Жизель уложила в чемодан одежду, которую отобрала. Они уезжали на три дня в Ареццио — на коронацию Саула. Он заверил жену, что поймет, если она захочет остаться в Лондоне, однако Жизель настояла на том, что полетит с ним.
Саул со свойственной ему въедливостью досконально изучил проблему послеродовой депрессии. Он прекрасно разбирался в ней. Жизель иногда казалось, что он и профессор Грин стоят по одну сторону забора, наблюдая за ней, находящейся по другую. И на той стороне она была совершенно одна. Когда на предложение Саула подыскать няню Жизель ответила, что сама хочет заботиться о ребенке, выражение его лица моментально изменилось: на нем читались беспокойство и страх. А Жизель всего лишь испытывала сильнейший материнский инстинкт. Она мечтала самостоятельно заботиться об их сынишке. Хотела обнимать его, купать и стать для него самой лучшей мамой. А вместо этого ей собираются всего-навсего позволять кормить его.
На первых консультациях у профессора, когда Жизель поинтересовалась, что произойдет, если она все-таки унаследует недуг, Эдвард Грин сказал, что в худшем случае ее поместят в клинику и будут лечить. Кстати, если такое случится, то няня с ребенком поселятся в соседней палате и Жизель сможет посещать их. Под присмотром.
— Таким образом, ребенок не потеряет связь с матерью, — говорил врач.
Эти слова успокоили Жизель, но в то же время чем ближе подходил срок, тем беспокойнее она становилась. Жизель боялась случайно сделать что-нибудь, дающее сигнал людям, следящим за ней, что она не в состоянии заботиться о ребенке. Очень тяжело было думать об этом.
Малыш рос в безопасности в ее утробе, так же росла и любовь женщины к нему. Теперь Жизель готова была защищать своего ребенка, как тигрица своего детеныша. Иногда, в самые темные и грустные моменты, Жизель размышляла, не является ли ее чрезмерная любовь именно тем, чего она так боялась, — предпосылками послеродовой депрессии. Но это она не могла обсуждать ни с кем, и прежде всего с Саулом, который начал превращаться в такого отца, о котором мечтает любая женщина. Он был нежен и полон любви к жене, ставя ее беременность на первое место. Из-за бесконечных консультаций и совета врачей рожать в Англии Саул настоял на том, чтобы они жили в Лондоне и занимались преобразованием Ареццио оттуда.