— Сегодня он хочет закончить картину, — сказал Алька, — положить последние мазки, а это самое трудное… Отцу кажется, что эта картина лучшая из всего, что он написал, и я всю ночь не мог спать и хочу первый увидеть ее!
— Ну хорошо, тогда я отвернусь и посмотрю ее после тебя…
— Какой ты, Толька! — захохотал вдруг Алька и потряс Толю за плечи. — Ну что с тобой делать?! Нельзя же быть таким… Вместе увидим!
Катер уходил все дальше, уходил в открытое море, туда, где на морском дне с незапамятных времен лежал непонятно каким образом сохранившийся эсминец — так когда-то назывались довольно большие суда, обшитые толстой броней, вооруженные пушками и торпедными аппаратами, которые предназначались для уничтожения людей, кораблей, самолетов и обстрела береговых укреплений. Этот эсминец, судя по некоторым уцелевшим в архивах документам, отважно защищал берега от кораблей и самолетов фашистской Германии и был потоплен. Алькин отец случайно обнаружил его во время поисков интересных подводных пейзажей. Эсминец готовились поднять, чтоб превратить в музей, и художник хотел написать его на морском дне.
Толя оторвал глаза от бескрайнего моря и сказал:
— Когда-то люди убивали друг друга… Не верится, что все это было.
— Было, но очень давно… — ответил Алька, глядя на уменьшающийся катерок с отцом. — Сейчас он нырнет к эсминцу и будет писать, пока хватит в баллонах кислорода.
— Слушай, Алька, — внезапно сказал Толя, — можно с тобой поговорить как с другом?
— А почему ж нет? Конечно.
— Я знаю, тебе на Земле хорошо, и мне на ней хорошо… Но ведь нельзя ни на минуту забывать, что мы не одни во Вселенной, что есть там планеты, на которые еще не ступала нога землянина, на которых все не так, как у нас…
— А я и не забываю, — едва успел вставить Алька. — Нет двух одинаковых планет, но ведь на Земле и даже в нашем Сапфирном работает немало консультантов оттуда по обмену межпланетным опытом, и они рассказывают нам…
— Мне мало этого! — Глаза Толи сверкнули. — Я сам хочу увидеть тех, кого никто не видел, побывать там, где никто не был, почувствовать то, чего никто не чувствовал!
— Ого! — сказал Алька и прошелся вокруг автолета, раскидывая туфлями легкий, сыпучий, еще прохладный песок, потом взял свой маленький этюдник.
Однако он так и не открыл его, потому что Толя продолжал этот не совсем понятный ему разговор.
— А тебе, значит, не хочется всего этого, да?
— Почему не хочется? Очень хочется! Но ведь мы с тобой еще не готовы ко всему такому… И потом, Луна, например, мне уже порядком надоела!
— Зачем Луна! А сколько есть планет! — задыхаясь, быстро заговорил Толя. — Представь себе, Планета Говорящих Деревьев: они все понимают, любуются звездами и засыпают, а по утрам просыпаются и переговариваются с соседями и шепчутся с травой… Или вообрази: есть во Вселенной Планета Красных Птиц; это очень умные, мыслящие птицы, и они создали свою высокоразвитую птичью цивилизацию…