Лилиан подошла и молча обняла меня за плечи. Постояла так некоторое время, потом вздохнула и спросила:
— Значит, это твоя мама? Все в порядке?
Я кивнул. Потом посмотрел на Лилиан. У меня слезы катились по щекам, но я не обращал на них внимания.
— Она ведь меня не любит? Просто… просто я не понимаю. Почему она даже разговаривать со мной не хочет? Неужели я такой плохой? И почему вы не сказали, что она приедет? Почему? — Я всхлипнул, вытер нос рукавом и продолжил: — Я устал от того, что она обращается со мной так, будто я… будто я — пустое место. Устал от нее, от братьев… и от Ларри-младшего тоже устал! — Я ткнул пальцем в окно. — Вы же видели, она мне ни слова ни сказала! Никогда со мной не разговаривает. Никогда! — Я опять повернулся к Лилиан: — Скажите, я правда такой плохой? Я же стараюсь быть хорошим. Очень стараюсь. Я не просил ее приезжать!
Я начал беспокойно шагать по гостиной, зачем-то вскидывая руки и потрясая ими в воздухе.
— Разве я просил ее бить меня… просил морить меня голодом… просил отправлять меня спать в гараж, как будто я… животное какое-то? Она ведь мне даже одеяло не давала! А я так мерз иногда по ночам… в гараже очень холодно было. И я, как мог, старался согреться, но не жаловался ей! — плакал я, продолжая ходить из стороны в сторону.
На секунду я остановился, шмыгнул носом и закрыл глаза. Я снова увидел себя на кухне маминого дома. Я стою перед раковиной, а рядом лежит вонючая розовая салфетка. Я глубоко вздохнул и открыл глаза.
— Один… один раз, это в субботу было… она приказала мне подобрать собачьи какашки… Я был на кухне; она — в гостиной, лежала на диване перед телевизором. Она целыми днями только и делает, что смотрит телевизор. И мне всего-то нужно было выкинуть какашки в мусорное ведро — она бы даже не заметила! В том смысле, что к тому времени, как она заметила, уже ничего нельзя было бы поделать. Но я все равно их съел — потому что она мне приказала. И я плакал, не в полный голос, конечно, я про себя плакал. И не потому, что съел… а потому что позволяю ей так со мной обращаться. Столько лет я позволял ей так со мной обращаться! Столько лет мне было ужасно стыдно, но я ничего не мог поделать!..
Я уже не мог успокоиться. Меня трясло от слез, но я продолжал говорить:
— Я никому не рассказывал. Никому. Никогда. Наверное, Ларри прав. Наверное, я действительно трус.
— Дэвид, господи! — Тут я заметил, что Лилиан тоже плачет. — Мы не знали…
— Посмотрите… — Я задрал рубашку. — Вот. Сюда она меня ножом ударила. Она не хотела. Это случайно вышло. Но знаете почему?