Я смотрел на него, не понимая, что происходит. Как я должен был на это реагировать? «Неужели сеансы у психиатра всегда так проходят?» — задумался я. Нет, такого просто не может быть. Я чувствовал: что-то не пошло не так, и, скорее всего, проблема во мне. Посидев неподвижно несколько секунд, я молча слез со стула и пошел к двери. Когда я открыл ее, доктор едва слышно пожелал мне хорошего дня. Я обернулся и улыбнулся ему.
— Спасибо, сэр! — сказал я настолько бодро, насколько мог.
— Как все прошло? — сразу спросила меня миссис Катанзе по пути к машине.
— Не знаю… — Я пожал плечами. — Кажется, у меня ничего не получилось. Наверное, он теперь думает, что я тупой. А еще он записал меня на следующую неделю.
— В таком случае, ты, вполне возможно, произвел на него хорошее впечатление. Расслабься, ты слишком много об этом думаешь. Поехали домой. — Миссис Катанзе потрепала меня по плечу и открыла дверь машины.
Я забрался на заднее сиденье. Мы тронулись, за окном замелькали дорожные знаки. Я чувствовал себя еще более расстроенным, чем перед сеансом. Мне хотелось рассказать об этом Лилиан, но я знал, что если попытаюсь озвучить свои мысли, то получится коряво и я только опозорюсь перед ней и Руди.
Лилиан, судя по всему, поняла, что со мной что-то не так.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила она, отвлекая меня от окна.
— Сбитым с толку, — твердо ответил я и скрестил руки на груди.
— Что ж… — Лилиан явно подбирала слова, пытаясь меня хоть как-то подбодрить, — такие вещи требуют времени. Сразу ничего не получится.
Но следующая встреча с психиатром была еще хуже.
— Для начала я хочу тебя вот о чем спросить… Дэниэл, что ты чувствовал, когда мать над тобой издевалась? Как я понял, однажды она…
Доктор принялся копаться в документах, взятых, очевидно, из моего дела, и бормотать что-то себе под нос. Наконец он закрыл папку.
— Вот, — сказал он сам себе. — Тебе было восемь лет, когда твоя мать… — Он нацепил на нос очки и принялся читать вслух: — Держала твою руку… правую руку… — он снова кивнул, но на этот раз явно обращаясь ко мне, — над газовой плитой. Все правильно?
У меня в животе словно бомба взорвалась. Руки судорожно задергались, а тело превратилось в непослушное желе. Я машинально наблюдал за тем, как доктор спокойно кладет на стол документ, в котором записаны самые ужасные моменты моей жизни. «Он держит в руках — этот великий доктор держит в руках! — листок, нет, не листок, всю мою жизнь и даже не знает, как меня зовут! Господи, как так может быть? Это же бред!» — кричал я про себя.
— Дэниэл, как ты думаешь, почему твоя мать хотела сжечь тебя в тот день? Ты ведь помнишь о том, что случилось… Дэниэл? — Он на секунду замолчал.