Слова Элис очень многое значили для меня. С тех пор как я, не подумав, объявил, что могу спать в одной комнате с девочкой, мне казалось, будто Гарольд не слишком мне доверяет, да и вообще считает странным. Он со мной почти не разговаривал; все наше общение сводилось к его попыткам заставить меня читать, вместо того чтобы смотреть телевизор. Каждый вечер, после ужина, Гарольд как по расписанию брал с полки какой-нибудь вестерн в мягкой обложке, выкуривал несколько сигарет и ровно в девять ложился спать.
Я уважал мистера Тёрнбоу, хотя он, скорее всего, об этом не догадывался. Гарольд был плотником и очень любил свое ремесло. Я надеялся, что пробуду в их с Элис доме достаточно времени, чтобы он успел меня чему-нибудь научить. С самого детства я мечтал о том, что когда-нибудь построю бревенчатую хижину на Рашн-Ривер; теперь я иногда представлял, как мы с Гарольдом вместе работаем над проектом, и надеялся, что это поможет нам сблизиться. Может быть, думал я, так я смогу доказать мистеру Тёрнбоу, что чего-то стою.
На следующий день, поддавшись на уговоры Элис, я сел в автобус и отправился на встречу с новым психиатром, доктором Робертсоном. К счастью, он оказался полной противоположностью своему коллеге, о котором я до сих пор вспоминал со смесью страха и отвращения. Доктор Робертсон пожал мне руку и попросил называть его просто Дональдом. Его кабинет был залит теплым солнечным светом, но больше всего меня радовал тот факт, что этот доктор обращался со мной как с человеком.
Я приезжал к нему каждую неделю. Хотя Дональд не заставлял меня ни о чем говорить, я вскоре обнаружил, что сам охотно рассказываю ему о своем прошлом. При этом я мог спрашивать его о чем угодно, даже о том, стану ли я таким же, как моя мать. Хотя доктор Робертсон и пытался перенаправить мои мысли в другое русло, я настаивал на своем и упорно искал ответы на мучившие меня вопросы. Я научился доверять Дональду, и он осторожно провел меня по самым болезненным участкам моего прошлого.
Доктор Робертсон действительно хотел помочь мне разобраться, именно поэтому он посоветовал несколько книг по базовой психологии. И вскоре мы с Гарольдом уже не могли поделить настольную лампу, стоявшую возле дивана, — по вечерам я читал книги Нормана Винсента Пила о самоуважении и другие, менее понятные, например «Ваши ошибочные стороны». Вскоре я увлекся теориями доктора Абрахама Маслоу о человеческих потребностях и способностях выживать. Временами я совершенно терялся в сложных и непонятных словах, но не отступал и вскоре обнаружил, что, оказывается, мне есть чем гордиться. Хоть я не до конца разобрался в себе и не смог полностью избавиться от чувства гнетущей пустоты, зато понял, что на самом деле я гораздо сильнее, чем большинство ребят из школы, живущих «нормальной» жизнью.