Что делать? Ну что, что делать? От отчаяния у него перехватило горло, и он выругал себя самыми грязными словами, которые знал, за то, что уничтожил величайшее достижение цивилизации – живой корабль! И не просто живой корабль, а доверившийся ему, как будто он убил своего верного пса, ожидающего от хозяина только добра, только радости… а он ему ножом по горлу.
От этих мыслей просто подкатывали слезы, и Слава чуть не завыл в голос, приговаривая вслух:
– Дурак! Дурак! Дурак!
Потом успокоился и уснул – видимо, подействовала сегодняшняя усталость.
Ему снились сны, они были тревожными, почти кошмарами: он горел, ему было больно, страшно, и его Посланник повел себя странно, не заботясь о его благополучии, а, наоборот, как будто стараясь его уничтожить. Ему было больно и горько, и, чтобы забыться, он уснул…
Слава проснулся, глотая воздух, грудь его ходила ходуном, а на теле выступил холодный пот. Каким-то чудом во сне он соединился с Шаргионом и видел его сны! Тот спал или находился в состоянии, среднем между комой и сном. Но он был жив, и Славу в самую глубину сердца поразили его мысли о Посланнике-предателе, пославшем его на смерть. Эти мысли были сродни мыслям ребенка: ведь тот не понимает, что родители ведут его на укол к докторам для того, чтобы он был веселым и здоровым, а не для того, чтобы причинить боль. А ведь Шаргион на самом деле в некотором роде находился на социальном уровне развития маленького ребенка или очень развитого животного, а никак не на уровне человека, которому можно объяснить политическое устройство цивилизации или рассказать, почему нужно было прорываться через ряды линкоров, сжигая свою кожу.
Слава сел, позавтракал; он проспал несколько часов, пролетевших во сне как минута. Он определил время сна по своему чувству времени, заложенному природой в мозг, и по тому, что он сильно хотел есть, хотя перед сном плотно насытился.
Снова подошел к креслу, сел в него и задумался: ну, как, как усилить контакт с кораблем? Когда он спал, то касался его пола большей поверхностью кожи, может, это дало свой эффект?
Слава бросил мешок рядом с креслом, и вдруг его осенила одна мысль, Он подтянул мешок к себе, развязал его и достал небольшой стальной нож, которым нарезал мясо для еды.
Замер, набираясь решимости, а потом резко, несколько раз провел ножом вдоль ладони левой руки до запястья, прорезая до самой кости. Ему было больно, но терпимо – другой человек на его месте потерял бы сознание, он же лишь зашипел и выругался, наблюдая, как из руки потекли ручейки крови. Порог болевой чувствительности у него был выше, чем у обычного человека.