Откинувшись в кресле, Андрей вытряхнул из лежащей на краю рабочего стола пачки сигарету и рассеянно постучал фильтром по недавно вставленным зубным протезам, словно проверяя их на прочность. Глаза его при этом скользили по строчкам, выискивая погрешности и шероховатости. Текст был сыроват, но время для чистовой отделки еще не настало: сначала следовало изложить факты, сплетя их в единое, неразрывное целое со своими выводами и предположениями.
Тяжелые, плотные шторы на окне были задернуты. Между ними оставалась лишь узкая щель, в которой брезжил серенький полусвет пасмурного февральского дня. Судя по его интенсивности, снаружи либо шел, либо готовился вот-вот пойти снег. Сухие трескучие морозы, которые принес сибирский антициклон, уже ослабели, погода стояла мягкая, пасмурная, с частыми снегопадами, превращавшими улицы и дворы огромного мегаполиса в непролазный, почти непреодолимый лабиринт. Выходя на улицу, Андрей всякий раз завидовал паркурщикам, которые могли передвигаться из точки А в точку Б лихо, как обезьяны, сигая по перилам и карнизам. В юности, которая была не так уж и давно, он много занимался спортом; мозг об этом помнил, а вот тело, изнеженное сидячей работой, уже начало забывать, и мечты освоить этот новомодный вид экстремального городского спорта так и оставались мечтами – смутными, не до конца осознанными и вряд ли осуществимыми.
Щелкнув зажигалкой, Андрей закурил. Табачный дым заклубился в конусе яркого света, отбрасываемого настольной лампой на гибкой ноге, которая была опущена низко, почти к самой клавиатуре, толкнулся в экран ноутбука, разбился об него, как волна о береговой утес, и растекся по гладкой поверхности. Крупинка невесомого серого пепла упала на черную клавишу с литерами П и G; сдув ее, Андрей сунул сигарету в угол губ и, щурясь от дыма, вернулся к работе. Он печатал двумя пальцами, с избыточной силой ударяя по клавишам, – привычка, выработавшаяся во времена, когда работать приходилось на старенькой пишущей машинке с пересохшей лентой, и оказавшаяся неистребимой. Строчки, удлиняясь, поползли по голубовато-серому светящемуся прямоугольнику экрана.
«В то время мой собеседник работал сцепщиком – или, выражаясь языком штатного расписания, составителем поездов. Будет нелишним добавить, что говорить со мной о событиях тех дней он согласился, только получив твердые гарантии анонимности. С тех пор минуло двадцать лет, срок подписки о неразглашении, которую он дал, давно истек. В наши дни многие люди лезут из кожи вон, стремясь привлечь к себе внимание. Так откуда такая скромность? Я знаю ответ, потому что видел глаза этого человека. В них навсегда застыл испуг…»