Я не знаю точно, что я сказала; я старалась обратить все в шутку. Он прислонился к столбу и настаивал на том, чтобы обсудить это все немедленно. Я знала, что он опоздает на поезд и что все окна у нас открыты. Мужчине никогда и на ум не придет, что кто-нибудь может подслушать; о приличиях всегда приходится думать женщине.
Я очень хотела избавиться от него и была, вероятно, изрядно резка и бестактна. Он начал сердиться, но тут, по какой-то роковой случайности, его взгляд упал на автомобиль. Он узнал его и стал насмехаться над доктором. Он обозвал его «старым хрычом», «заразой» и целым потоком самых ужасных, невоспитанных и глупых прозвищ.
Я принялась уверять его с убедительнейшей серьезностью, что доктор меня ни капельки не интересует, что я его считаю просто смешным и пр., и пр., как вдруг доктор вышел из автомобиля и подошел к нам.
В эту минуту я с восторгом провалилась бы сквозь землю! Доктор явно сердился, как и следовало ожидать после всего, что ему пришлось выслушать, но держался холодно и спокойно.
Гордон весь кипел от злости, я же была в ужасе от глупой и бессмысленной каши, которую сама так неожиданно заварила. Доктор с безукоризненной вежливостью попросил у меня прощения за то, что невольно подслушал наш разговор, а затем обратился к Гордону и холодно пригласил его сесть к нему в автомобиль и поехать на станцию.
Я умоляла его не ездить. Я не хотела, чтобы они ссорились из-за меня. Но они, не обращая на меня ни малейшего внимания, влезли в машину и укатили, оставив меня в полной растерянности на пороге дома.
Я вошла, легла в постель и часами лежала без сна, ожидая какого-нибудь – сама не знаю какого – взрыва. Теперь одиннадцать часов, и доктора все еще нет. Я и представить себе не могу, как я с ним встречусь, когда он приедет. Думаю, что спрячусь в платяной шкаф.
Никогда еще в жизни я не была в таком нелепом и глупом положении! По-видимому, я теперь поссорилась с Гордоном – хотя положительно не знаю, – и, конечно, мои отношения с доктором будут крайне натянутыми. Я наговорила о нем столько гадостей – ты ведь знаешь мою глупую манеру болтать всякую чепуху, которой на самом деле я вовсе не думаю.
Ах, если бы теперь было вчера утром! Я бы отправила Гордона в четыре.
Салли.
Воскресенье, после обеда.
Уважаемый доктор Мак-Рэй!
Какая это была ужасная, глупая, отвратительная история! Но Вы должны бы уже достаточно знать меня и понять, что я никогда не думаю тех глупостей, которые говорю. Язык у меня никак не связан с мозгом, он движется сам по себе. Я кажусь Вам, наверное, очень неблагодарной после всей той помощи, которую Вы мне оказали, и после терпения, которое Вы (иногда) выказывали.