– Представляю. Развлекаешься, значит?
– Да… не осуждаешь?
– Нет. Я б со скуки один подох, наверное. Хорошо, что нас-то, послушников, в черном теле держат. Как вымоешь полы во всех кельях, да на молитву раз с десяток в день, да на огород, репу полоть и рыхлить, какие тут разговоры… Эхма, хорошо, что к тебе попал. Отосплюсь наконец-то.
Дунай довольно махнул рукой. Баритон в маске сидел не шелохнувшись. Чуть позже его неожиданно мелко затрясло. Пластун даже переполошился, не случилось ли чего с малахольным ряженым? Из-под маски раздался смех, такой неожиданный и неуместный. Отсмеявшись, человек в капюшоне махнул рукой в сторону груды подушек, наваленных в углу:
– Сядь, скоморох. Ты, Евстафий… как это будет по-вашему, э-э-э, шут гороховый, а не послушник. Спасибо, развеселил. Даже дам тебе, если выйдет, отоспаться. Так рассказать тебе про моего друга Хана?
– Да расскажи, чего ж не рассказать. Всегда приятно слушать, когда кто врет складно, сладко да гладко. Только это, слышишь чего, ты б кому сказал, что есть хочу. Или у вас незваных гостей, если те живые, голодом принято морить?
– Резонно.– Маска согласно качнулась. Рука, обтянутая перчаткой, плавно вылезла из широких крыльев, дернула за шнур у стены.
Где-то за дверью еле слышно прозвенел колокольчик. Дунай молчал, радуясь собственной наглости. За спиной скрипнуло, дунуло теплым воздухом из коридора. Маска бросил несколько приказаний, дверь снова закрылась.
– Сейчас тебе принесут поесть.– Баритон замолчал. Но ненадолго: – Итак, мой дорогой гость Савватий, а может быть и Иегудиил, я расскажу тебе про моего друга Хана. Ты знаешь, что его полное имя Хан Юлин? Нет, конечно, откуда тебе знать про это, человек из крепости? Хан Призрак – так его зовут. А знаешь почему?
– Почему?
– Потому что он уже один раз умер, но вот какое дело – воскрес! До того как Хан получил эту самую метку на лице, его звали Храбрый Хан. Хотя храбрости у него меньше не стало. Как тебе поединок с ним, послушник?
– Как мне его оценить, если я не воин? – Дунай начал подмерзать еще больше.– Я вообще только диву давался, как он меня сразу не укокошил.
– Ну-ну, человек из крепости,– маска хохотнула.– Один удар, представляешь себе, послушник Иннокентий, или Кирилл, или Макарий. Всего один хороший и сильный выпад, и даже не мечом по сути. Заточенной на кирпиче грубой железкой, представляешь? Знаешь, послушник, тебе будет сложно представить, через что прошел мой друг Хан, прежде чем оказался здесь, у вас. Знаешь ли, Евлампий, что такое Казахстан? Не напрягай свою память, вряд ли это необходимо послушникам, и вряд ли тебе что известно. Это очень далеко отсюда, так далеко, что тебе, родившемуся здесь, в стенах одного-единственного для вас жилого места, не представить. Ты думаешь, как мне кажется, зачем говорю все это тебе?