Через четверть часа после того, как Крошка Мари подвесила его под потолком на крюк для мясных туш, появилась Фрэнси, в плохом настроении и с пятнами молока, проступившими на впопыхах накинутой куртке из ярко-красного флиса. На всклокоченных темно-русых волосах и на ресницах искрился и таял снег. Не будь она в такой дикой ярости, можно было бы признать, что она сегодня чудо как хороша. Просто Бэлль не давала ей спать всю ночь, при этом у Пера болел живот, и до Наташи было не дозвониться, потому всю заботу о дочери пришлось взять на себя. Наташа получит реальную взбучку, как только появится в доме. Дело в том, что она решила не отвечать на звонки, потому что дулась на Фрэнси, отказавшейся повысить ей зарплату. Боже мой, девушка получала зарплату выше, чем у врача-специалиста (так сказать, надбавку за повышенный риск)! Но ей хотелось больше, ведь тот, кто сыт, может внезапно стать ненасытным, а тот, кто купается во всевозможном изобилии, может внезапно стать скупым как черт, начать платить работникам мизерные зарплаты и составлять жесткие брачные контракты.
— Снимите его, а то кровь из ушей польется, — велела Фрэнси и уселась на оранжевый, в клеточку вертящийся стул, который всегда предпочитала, находясь в этом помещении.
Она купила его на блошином рынке за сто пятьдесят крон и считала одной из самых удачных покупок в своей жизни.
Джим с Луизой быстро спустили его на пол.
— Сука! — прошипел он. — Чертова шлюха! Я тебя убью!
— Попридержи пока комплименты, милашка, — сказала Фрэнси. — Насколько мне известно, тебе еще есть что мне сказать.
— Что известно?
— Я спрошу тебя только три раза.
— Ты пожалеешь.
— На кого ты работаешь?
Обессиленный, Ренман попытался было освободиться от хватки близнецов, но, поскольку позади него стояла Крошка Мари и прижимала кроссовкой его голову к земле, у него получилось плохо.
— Может, нассать ему в рот? — спросила Крошка Мари.
— Сделай одолжение, — согласилась Фрэнси.
— Нет, вы что, охренели!.. — завыл Ренман.
Джим с Луизой захихикали и вывихнули ему по ступне каждый. Захрустели суставы, Ренман завопил. Похоже, болевой порог у него довольно низкий. Скоро попросит таблеточку от боли.
— Будешь пить мочу или говорить? — спросила Фрэнси.
— Я ни на кого не работаю, — скулил Ренман. — Только на себя… Я сам по себе! Клянусь!
— Клянешься?
Джим с Луизой опять хихикнули.
— Ну, то-то же, тогда все ясно, — сказала Фрэнси. — Было бы хорошо обойтись без садовых ножниц.
У Ренмана заходили скулы. Глаза налились кровью после подвешивания, было похоже, что его вот-вот вырвет.