— Но, мой родной, — Фрэнси открыла Адриану объятия, — садись, давай поговорим.
— Не хочу, — ответил мечтавший об этом Адриан.
— Ну, пожалуйста.
Адриан покачал головой, но стал пробираться к ней через ворох скомканной оберточной бумаги. Они обнялись. Недолго, но обнялись. Потом она угостила сына швейцарскими шоколадными пралине, уж от них он никак не мог отказаться. Фрэнси улыбнулась и погладила Адриана по голове. Его, как и любого другого, можно подкупить.
Грейс с Антоном сидели на скамейке в церкви Святой Клары, она — в толстой лисьей шубе, которую раньше очень любила, а теперь стеснялась носить, он — в пуховике, который был ему на три размера велик. Он выкопал его в контейнере, куда складывали вещи для бездомных. Грейс сцепила одетые в перчатки руки. У Антона руки были сухими и потрескавшимися от холода, но у него теперь тоже появились теплые перчатки — Грейс подарила.
Антон время от времени заходил в эту церковь погреться и попытаться вновь поверить в Бога. Приятно винить в своих бедах нечто неопределенное, равно как и искать у него утешения. Сейчас они молились вместе с Грейс, молились ниспослать им милость и покой накануне Рождества, а также благодарили Бога за Сына, которого Он послал на землю. Сказать, что Иисус сделал Антону много добра, было нельзя, но почему бы и не благодарить время от времени божеств, попадающихся на твоем пути.
— Как твои дела? — спросила Грейс после окончания молитвы.
— Да ну, ломка, сама знаешь, — ответил Антон и показал свои исколотые вены.
Уже прошло пять лет с того момента, как он совершил первую большую ошибку, согласившись уколоться, когда ему предложил это ныне уже мертвый приятель. Очень уж заманчиво звучало обещание, что на какое-то время он сможет забыть обо всех скорбях. И первый приход действительно был просто волшебным. Антон по-прежнему его вспоминал. Когда героин распространился по телу, все вокруг вдруг стало невероятно прекрасным. Цена за это, правда, оказалась слишком велика. Даже сейчас, сидя рядом с ниспосланным ему неизвестно откуда ангелом, он не чувствовал покоя. Внутри все кричало от боли. Каждая мышца ныла. Мозг был готов взорваться.
— Как бы ты отнесся к тому, если бы я попыталась устроить тебя в какой-нибудь реабилитационный центр? — спросила Грейс.
— Разве это возможно? — удивился он.
— У меня есть связи.
— Понятно.
— Точнее, у моей дочери.
— Ты такая хорошая. Почему ты так добра именно ко мне?
— Ты тоже хороший, Антон.
— Нет, я отвратительный. Полное ничтожество. Меня трахает, кто попало… с детства… а теперь я еще и наркоман. Папаша был алкашом, его дружки тоже меня имели, и я стану таким же, как он. А заодно и педофилом.