— А что ты здесь делаешь? — без улыбки спросила Фрэнси, не сделав ни малейшей попытки переступить порог.
— Сплю и трахаюсь.
— Здорово! А где Мари?
— Привет, Фрэнси! — поздоровалась Крошка Мари, неохотно вылезшая из постели, где провела последние сутки. — Ты прямо с петухами. Не спится?
Крошка Мари протиснулась между Эрьяном и дверным косяком, и Фрэнси увидела, что та вся светится, хотя и не улыбнулась в ответ.
— Дайте мне кофе, — сказала она.
Вскоре все трое в тишине пили крепкий «Суэгас». Фрэнси разглядывала то Крошку Мари, то Эрьяна. Когда они успели? Почему Крошка Мари не поставила ее в известность? А вдруг Эрьян шпион, подосланный Заком? Неужели она об этом не подумала? Как это на нее непохоже!
— Я собираюсь купить специальную лампу для свето-терапии, — объявил Эрьян, чтобы разрядить тишину. — А то от этой темени сплошная депрессия.
Он посмотрел в окно. Кромешная тьма. У него по-прежнему бегали мурашки по телу, когда ему приходилось ходить в темноте. Он только к двадцати годам перестал спать с включенным светом.
— Он свой, — успокоила ее Крошка Мари. — Нас свели Джим с Луизой. Ты же знаешь, они тщательно проверяют людей.
После первого свидания Крошка Мари интенсивно встречалась с Эрьяном. Ходили в кино, подолгу гуляли, пару раз ужинали в ресторане, бродили по музею, долго трепались по телефону и, наконец, позвали друг друга в гости. Эрьян жил в трехкомнатной квартире около Слюссена. В доме восемнадцатого века потолки были такие низкие, что в некоторых местах ему приходилось нагибаться, чтобы не стукнуться головой. По стенам квартиры висели картины из разных уголков света, на полу афганские ковры, на потолке либо восточные лампы, либо дизайнерские светильники самого высокого качества. Кроме того, в квартире было безупречно чисто, все стояло на своих местах. На Крошку Мари это произвело приятное впечатление, особенно когда она открыла здоровый деревянный шкаф, который оказался забит такими же сувенирами, что и в ее собственном «музее». Глаза. Зубы. Скальпы. Забальзамированная ступня. Чья-то голова. Множество натянутых кусков кожи с татуировками. Старые банки из-под печенья, доверху забитые ювелирными украшениями, часами, иностранными монетами и фотографиями его жертв. Там были и многочисленные тетради, в которых он записывал все, что знал о тех, кого убил. Для него это было чем-то вроде покаяния. Чтобы не забыть их. Это был его способ воздать должное тому, что они все-таки были людьми (хотя большинство были натуральными свиньями).
Так Крошка Мари нашла родственную душу. Может быть, она как-нибудь покажет ему и собственный «музей». Переспали они в первый раз после того, как он показал ей свое собрание. Как ни странно, она совсем не нервничала, несмотря на то что у нее уже давно не было секса и негативный опыт в ее жизни был связан в основном именно с мужчинами и сексом. Можно сказать, что нормальной любви с мужчиной у нее никогда и не было.