— А что касается милиции, то тебе действительно стоит туда сходить и написать чистосердечное признание, — вставил свое слово Марат.
— Какое еще чистосердечное признание? — навострила Зинка свои оттопыренные уши.
— Кто обворовал Ирину Анатольевну? — задал вопрос Павел.
— Кто был соучастником? — тут же последовал вопрос Сайфутдинова.
— Куда дели деньги?
— Чем замок сбили?
Посетители повели перекрестный допрос, и вопросы сыпались один за другим, не давая возможности Зинке опомниться. Но та не потеряла самообладания.
— Хоть режьте меня, но никого я не обворовывала, — вызывающе заявила она.
— Понадобится — зарежем, — спокойно сказал Сутулый, и Зинка поняла, что тот говорит правду.
Хитроумная Зинка молниеносно сменила гнев на милость и запричитала:
— Никому не верьте, люди добрые, злые языки оговорили, опорочили имя честное. Детьми клянусь — не воровала.
— Настоящая артистка твоя ненаглядная, — сказал Павел Михаилу. — Я еще такой не встречал.
— Послушай ты, сушеная вобла, — подошел к ней вплотную Марат. — Случайно не припомнишь, где обронила свои драгоценные часики?
Женщина сморщила свой противный нос, отчего тот казался еще длиннее.
— Какие часики?
Она задрала рукав левой руки и показала новые часы с тонким металлическим браслетом, желтое напыление которого блестело даже при слабом освещении.
— Так, — многозначительно протянул Диксон и повернулся к Михаилу. — Давно у жены эти часы?
— Недавно. — У того не возникало желания врать, он лучше жены представлял, чем может закончиться неискреннее поведение.
— Опиши, какие у нее были часы раньше, — потребовал Марат.
— Маленькие такие, круглые, фабрики «Заря», с черным ремешком из кожзаменителя, — дал Михаил точную характеристику.
Диксон достал из внутреннего кармана часы, которые с большим трудом выпросил у Ирины Анатольевны, и показал их связанному пленнику.
— Эти?
— Они, — подтвердил тот.
— Ну? — Сайфутдинов сунул часы под нос Зинке как вещественное доказательство. — Теперь вспомнила, где ты их потеряла?
— Не помню, — стояла на своем женщина.
— Напрасно.
— Может, уже достаточно этой швабре доказывать? — подал голос Сутулый. — Разденем ее, как этого, — кивнул он на окоченевшего мужика, — и привяжем обоих где-нибудь во дворе. Я слышал, что на морозе лучше мозги работают. Вспомнит, все вспомнит. — Он подошел к Зинке и дернул пальто за ворот с такой силой, что отлетели две верхние плохо пришитые пуговицы.
Женщина изменилась в лице. До тех пор, пока ее не трогали, а только вели словесную перепалку, она хорохорилась. Но теперь она не на шутку испугалась и призналась во всем.