– Мы?!
Правый глаз открывается и внимательно на меня смотрит.
– Я же болею.
– Да?!
– Да. Не вредничай. Тебе же не сложно пойти и расспросить старосту, а я полежу немного. И еды мне захвати, ладно?
Разворачиваюсь и вылетаю из дома. Я, блин, хоть и пацифист, но и темный эльф тоже! А он только что был на волосок от кровавой, долгой и мучительной смерти вследствие многочисленных ударов табуретом! Ибо другого оружия рядом просто не имелось.
Староста радостно пускается в объяснения, рассказывает взвинченному мне об ужасах местной трясины. Судя по всему, у конкретно данной нежити тысяча клыков, сплошные когти, жвала, челюсти, присоски, копыта, рога и просто огромные колючки, выпирающие со всех сторон.
К концу рассказа я уже буквально мечтаю увидеть эпическую битву Аида с монстром. Нет, я допускаю, что у старосты богатое воображение, но ведь даже если снизить его процентов на девяносто – все равно монстр должен производить неизгладимое впечатление.
– И где живет сие чудо природы? – спрашиваю, прочищая ухо мизинцем. Староста разошелся не на шутку: бегает по комнате, орет, брызгает слюной, прыгает, рисует угольком на печке и все описывает и описывает приметы монстра.
– Кто?! – не понимает он.
Отдышавшись, рискую сесть.
Жена старосты выскакивает из-за занавески и вручает ему кувшин домашней бормотухи, который тут же ополовинивается.
– Зверь лютый, нелюдь поганая, – поясняю я.
– А-а. Так в болоте и живет.
Класс.
– А точнее? Как Аид ее отыщет?
– Кто?
Он туповат?
– Эльф.
– А, дык, чего ж ее искать-то? Пущай эльф выйдет, по пояс разденется и нырнет. Она у нас уже дня два как некормленая – сама и приплывет.
Уверен, Аид будет от этого просто в восторге.
– Других способов познакомиться с нечистью нет?
Хоть бы не было, хоть бы не было.
– Нет, – отвечает важно мужик. – Можно, конечно, кого-то другого в болото кинуть. Но больно жалко.
– Это да, – киваю, шевелю ушами и задумчиво гляжу на потолок.
– А мне вот что интересно…
Кошусь на мнущегося старосту. Чего там еще?
– Вот такие волосы… они у тебя с рождения вверх растут?
– Да. Еще в утробе матери я колол своим ирокезом ее пузо.
– О-о. Это надо же, как она… жизнь-то уродует.
Хмуро на него смотрю, раздумывая, не обидеться ли всерьез.
– Да ты не переживай! Ежели налысо побриться, то и волосы нормальными покажутся, да и цвет ужо не такой срамной будет.
– Мне цвет нравится, – говорю тихо и мысленно протыкаю мужика копьем, как Творец кикимору.
– Да ладно. Видно же, что поганый. Даже кикиморы, уж на что дуры, и те такого не удумали бы.
Все. Я встаю и выхожу.
Ненавижу пацифизм.