Как клялись парнишки в ночь накануне отъезда помнить друг о друге вечно! Клятва была скреплена позеленевшей от времени медной монетой из подземного хода. Эта старинная монета со стертым двуглавым орлом проделала немалый путь вместе с Порфишкой.
Некоторое время клятва соблюдалась строго. Шла бурная переписка. Каждый рассказывал о своей жизни. Антона отдали в слесарную мастерскую. Порфирий окончил духовную школу, пошел по стопам отца и стал священником.
Затем письма начали приходить реже. Осенью 1914 года далекий друг сообщил Порфирию, что из слесарной мастерской его забрали на германский фронт. Это письмо было последним…
И как бы снова выискивая предметы далекого прошлого, Порфирий Иванович еще раз осмотрел чистенькую просторную комнату… Затем его испытующий взгляд задержался на хозяйке.
— Матвеич?! Какой-то он стал наш Матвеич? Ведь мы с ним когда-то за вишнями лазили… — и добавил помолчав: — Я Храпчук из Сум. Может, слышали о таком?
— Храпчук? — переспросила старушка, припоминая. — Не из тех, що с Козацкого вала? Садок у них был на косогоре?
— Тот самый, Мария Кузьминична, тот самый…
Старушка засуетилась.
— Земляка угостить надо. Да вы располагайтесь как дома.
И в то время как Храпчук снова и снова любовно рассматривал знакомые ему рисунки на полотенцах простого холста, старушка ставила перед ним на стол вазочки с вареньем и румяные крендельки домашней выпечки.
Прихлебывая крепкий ароматный чай, Порфирий Иванович рассказывал о себе. Он сразу же сообщил, что приехал из страны, люди которой стремятся узнать всю правду о Советском Союзе. А знать народу всю правду тем более важно, что он настроен дружественно к советским людям и так же, как они, стремится к миру. Ведь только корыстно заинтересованные лица — пушечные короли и им подобные, наживающиеся на войне, — сеют недоверие и пытаются раздуть пожар войны.
И, уловив сочувственный взгляд хозяйки дома, добродушно продолжал:
— Но смею вас заверить, уважаемая Мария Кузьминична, что на свете существуют люди, чей дух свободен и независим. Их взгляды не затуманены враждой и ненавистничеством. Они беспристрастные судьи мирских дел и страстей человеческих. Так думаем мы, служители истинной веры.
— Разве вы тоже священнослужитель, как и ваш папаша? — с удивлением оглядывая его штатский костюм, спросила старушка.
— Вас удивляет мое светское облачение? — с легкой улыбкой Храпчук показал на свой костюм. — Дело в том, что в далекую поездку мне эта одежда кажется более удобной. Впрочем, какая бы одежда на мне ни была, люди той страны, где я родился, найдут во мне истинного друга. Не так ли, моя дорогая землячка? — и преподобный положил свою мягкую руку на сухонькую, но крепкую руку собеседницы.