— Еще не разделись? Давайте-ка быстренько!
Зоя Басанговна с полной бутылью устремляется к растению, слышно, как булькает вода, тут же жадно впитываемая землей.
Потом ловко прикрепляет к моему животу датчики, включает прибор: тук-тук, тук-тук, тук-тук, тук-тук… Он работает громко и перекрывает тик-таканье часов. На экране вычерчивается зубчатая траектория новой жизни. Врач наблюдает за ней и что-то записывает. С тревогой слушаю биение маленького сердца — все ли нормально?
— Не переживайте, — говорит Зоя Басанговна, — пока все в норме. Лежите спокойно. Еще минут двадцать.
Когда я пришла на первый прием, она была в отпуске, и вместо нее принимала мужеподобная тетка лет шестидесяти, пахнущая едкой смесью папирос и дешевых духов. Не сигарет, а именно папирос, типа «Беломора».
Говорила она с какой-то добродушной хамоватостью, фамильярно поругивая.
Исследовав шершавыми грубыми пальцами мой живот, буркнула:
— Надумала тоже, в тридцать два рожать… А чего раньше-то? Погулять, небось, охота было?
— Да нет, — попыталась объяснить я, — просто желание иметь ребенка появилось только сейчас.
— Ишь ты, желание! Только о себе и думают! Желание… У меня вот тоже, в девятнадцать, не было желания, ну, сделала аборт — и что?
— Что?
— Да что-что, без детей осталась, вот что. И муж бросил, ушел к нормальной бабе, которая родить может. Сволочь он, конечно. Но и его понять можно — как без детей-то?..
— От меня тоже ушел.
— Чего это? — удивилась врачиха.
— Сказал — не хочет детей. Не готов.
— Вот те на! — оторопела она. — Это как же так?.. Да-а-а… А с кем живешь-то?
— С Хвостом.
— С ке-ем?
— С Хвостом. Так зовут мою собаку.
— А-а, понятно. Не, одной не годится. Мать-то жива?
— Жива.
— В Москве живет-то?
— В Москве.
— Вот и поезжай к ней.
— Я так и собираюсь сделать.
— Правильно. Мать всегда поможет. На то она и мать. Да, кстати, — осведомилась она, — а кошек нет?
— Нет, кошек нет. А что?
— А то! Тогда требовалась бы справка из ветлечебницы.
— Зачем?
— Порядок, — строго сказала она.
Я, конечно, ничего не стала ей рассказывать о соседке Тамаре, которую весь дом считал сумасшедшей за то, что она держит в своей однушке одиннадцать кошек. Когда я заходила к ней, в нос ударял стойкий кошачий запах. Она была похожа на клоунессу: миниатюрная, лет пятидесяти, волосы выкрашены в красно-рыжий цвет, на щеках рассыпаны веселые конопушки, а на ногах — ярко-малиновые тапочки с большими помпонами.
Мы пили чай, и с детским восторгом она показывала мне, что умеют делать ее любимицы, которым всегда давались вычурные имена. Одна из них, серебристая Стэлла, с легкостью стояла на одних передних лапах, рыжая Клеопатра по команде хозяйки в мгновение ока повисала на огромной хрустальной люстре и замирала, восторженно виляя пушистым хвостом, черная с белой манишкой Лейла прыгала через обруч, а потом, примагниченная запахом аппетитной розовой с жирком колбасы, кувыркалась на полу несколько раз подряд.