Так уж повелось, что в отряде Голованова за серьезного бойца не считали. Вечно был он на каких-то второстепенных ролях: отнеси, договорись, забей встречу. Сам-то он, честно говоря, не особо рвался в ударники, довольствуясь малым, да и работа последнее время не баловала. Схлынули митинги, демонстрации, исчезли пикеты и палаточные городки. Политика опять заползала в подполье, откуда однажды так нерасчетливо выползла. Изредка Большак вывозил их размяться на футбольных болельщиках. Они вставали за спиною ОМОНа, незлобно переругивались, щелкая семечки, дожидаясь, пока толпа фанатов хлынет со стадиона. Обычно им доставались те, что сумели прорваться через кордоны: в большинстве своем уже окровавленные, но еще не сломленные, и оттого кичащиеся своей временной победой, они налетали на их сомкнутые кулаки и кастеты. И тут уж ребята отрывались по полной….
А однажды Большак повез их всех в какой-то бойцовский клуб — так, во всяком случае, показалось вначале. На дверях был намалеван здоровенный кулак, под которым красовалась надпись: «Вместе мы сила!» Вышибала на входе любезно распахнул перед ними двери, протягивая для пожатия руку, но Большак не удостоил его даже взгляда. Они шли какими-то лестницами и коридорами, пока не попали в зал, задрапированный в красные, черные и белые тона. Первое, что бросалось в глаза с порога, был огромный портрет Гитлера в строгой точеной раме. Под портретом за массивным канцелярским столом, на котором впору было играть в пинг-понг, восседал некто неопределенного возраста, чем-то неуловимо схожий со своим арийским кумиром. По сторонам в гильзах из-под крупнокалиберных снарядов стояли флаги с хитрыми знаками, стилизованными под свастику.
Большак не счел нужным обходить широкий стол. Он просто перегнулся и, ухватив хозяина за плечи, выдернул его из кресла. «Тебе же было сказано, падла, никаких трупов!» — прорычал он и первым же ударом расквасил лицо местного фюрера. Тот взревел от боли, но даже и не пытался защититься, а лишь бормотал в ответ какие-то несуразные оправдания. Из всех этих возгласов Голованов понял, что речь шла о недавней драке, затеянной скинхедами на Черкизовском рынке. Тогда погибло двое кавказцев, а виновники так и не были найдены.
В какой-то момент Большак обернулся к своим и мотнул головой, показывая в зал, туда, где, затаив дыхание, наблюдала за экзекуцией молодая бритоголовая паства (Большак вообще был немногословен и командовал по принципу: делай как я). Ребята оживились, растягиваясь цепью поперек зала, и тут началось самое настоящее избиение младенцев.