Должен сказать, сэр, я тоже чувствовал себя не в своей тарелке. Какой тут комфорт? Надо вам объяснить: я ее усадил себе на колени и держал ее за талию правой рукой. А левой рукой, черт подери, мне приходилось держаться за ручку кресла, и надо было не забывать об этом, потому что иначе нам грозило новое вознесение. Я так этого боялся, что не мог по-настоящему думать о ней, моей Бетти. И она тоже: когда я пробовал ее ласкать и поддразнивать, как положено, она вся начинала дергаться, и я терял голову и уже не думал о проклятом кресле и что нужно за него держаться. Понимаете? Это, как говорили мне, два сорта совсем разных мыслей. Ну и вот! Если моя левая рука отпускала кресло, мы вдвоем взлетали в космос, а если моя правая рука пыталась погладить ее где-нибудь кроме талии, она, моя Бетти, каждый раз вспархивала с моих коленок и норовила унестись от меня куда-то под самыми невероятными углами. Поверьте, сэр, я не раз едва успевал поймать ее за волосы, за пальцы, за ноги и за кончики пальцев ног — за что только мог уцепиться. Скажу вам, это очень меня волновало и раздражало.
— Понимаю вас, Джо.
— Не думаю, что это можно понять, пока сам не испытаешь. Все эти руки, ноги и прочее, когда все выскальзывает у тебя из рук, словно ящерицы, могут вас довести до такого — ой-ей-ей! — вы себе и представить не можете. Я по характеру скромный парень, клянусь вам. Я не хотел быть с моей Бетти грубым… А ей вся эта чепуха, — вроде, даже начинала нравиться.
— Тоже мне, придумаешь! — запротестовала Бетти.
— Ничего я не придумываю. Ей это вроде было смешно. Она себе плавала в комнате, как в ванне. Она мне никак не помогала, и я один должен был делать все, а я истекал кровавым потом. Я уже испробовал все положения. Зацеплялся ногами за ножки кресла, чтобы хоть обе руки были у меня свободными, — вы представляете? С ума можно сойти! И никакого толку. Все время приходилось думать о невесомости и о Бетти, о Бетти и о невесомости, и это было выше моих сил. Я уже говорил, что мысли совсем разных планов.
* * *
— Я полагаю, на вашем месте никто бы не справился лучше вас, Джо. Продолжайте, прошу!
— Ну да, продолжалось это какое-то время со взлетами и падениями, как я вам пытался объяснить, а потом я сказал себе: хватит нежничать! Потому что нечего нам было притворяться, и мне, и моей Бетти, раз уж вам все хочется знать.
И вот, держась одной ногой или другой, я начал рукой разоблачать ее. Надо вам напомнить, что она была одета новобрачной со всеми финтифлюшками; очень ей так хотелось, несмотря на обстоятельства: платье длинное, вуаль, венчик с флердоранжем и прочее. Через минуту все эти штучки замелькали по комнате, отскакивая от стен и возвращаясь к нам, когда я их отпихивал слишком сильно, а потом начали плавать в середине. Точно помню. Ведь я оставил свет… А как же еще? В таких условиях темнота была бы слишком опасной. Так вот, все это белое и прозрачное летало туда и обратно перед лампочками, словно облачка, гонимые ветром. Как сейчас помню. Похоже было, будто солнце каждую минуту скрывается и снова появляется! Умереть от смеха! Помню, взглянул я вверх и увидел вуаль с цветочками в метре над ней, — ну в точности венец, как над ликами святых. Я прямо обалдел!