Вместо этой плотской лихорадки, горькой и враждебной моему существу, Люсьенна, словно грудью, поила меня вдохновением, которое дух мой никак не ограничивал — я мог бы сравнить его с тем состоянием души, которое ценится больше всего за интеллектуальное содержание.
Несколько раз в жизни мне казалось, что я испытываю нечто возвышенное. И, стоя на коленях перед Люсьенной, гордый тем, что вижу перед собой лицо, на котором отражалось все обожание, что я вложил в ласкание ее груди, я ощущал возвышенность чувств, а не банальную ярость желания.
Она, в свою очередь, обнажила мою грудь — ее губы медленно пробегали по моей коже, она едва дышала, и я вдруг испугался, что ей нужен такой же отдых, какой потребовался и накануне. Я внимательно вглядывался в ее лицо. После короткого мгновения замкнутости оно оживилось. Я понял, что мы можем покинуть это неудобное канапе, не нарушив очарования. Я почти донес ее до постели.
Она притянула меня к себе и уложила рядом. Ее ладони нежно охватили мою голову. Она направляла мои губы ниже груди, приглашая продолжить исследование ее тела. И пока одна ее ладонь лежала на моем затылке, едва заметными усилиями подталкивая меня, другая ладонь потихоньку отодвигала одежды. Мои губы опустились до талии, до первых изгибов бедер и живота. Я соткал целый пояс ласк, то убыстряя, то перекрещивая дорожки, по которым скользили мой язык и губы. Я задерживал поцелуи на уголках мягкой и нежной плоти. Мой рот, мой язык словно сливались с ними — тело принимало меня без сопротивления, почти поглощая. Не надо было большого воображения, чтобы представить себе некое, уже состоявшееся, слияние наших тел — по легким вскрикиваниям Люсьенны я понял, что она ощущает то же самое. Одежды скользили все ниже, чуть обгоняя мои поцелуи. Не заспешил ли я вдруг или только подчинялся Люсьенне? Она обнажалась все быстрее, словно по границе одежд бежал огонь, ускоряющий свой бег по кустарникам под дуновением ветра. Я добрался до границ ее сокровенного женского естества. Я уже ощущал пленительный аромат, исходивший от мягких шелковистых волосков; аромат этот стал для меня уже привычным, как и голос ее, но я вдыхал его словно впервые, с дрожью во всем теле.
Люсьенна с силой нажала мне на затылок, заставляя оторваться от живительного источника. Я уступил силе. И, не отрывая губ от тела, пересек его снизу вверх, скользнул по ложбинке меж полушарий ее грудей — наши губы слились.
И пока я целовал ее, она сбросила свои одежды. Я оторвался от ее губ, чтобы насладиться видом ее обнаженного тела. И не мог не подивиться удивительной красоте его. Мой ум оценил эту идеальную наготу еще до того, как глаза удостоверились в ней.