— Самоуправство, — сказал Яшка, — за это Советская власть не помилует.
— Так что же ты смотришь? Ты — сам бедняк, сам — Советская власть. Бедняк, а Советской власти боишься. Трусоват. А еще называешься председатель нашей мукомольной артели. Дерьмо ты, а не председатель... Вот кто ты. Ты за деньги тятьке служишь... Почему тебя в партию не принимают? Тятя тебе говорил, что если бы ты был в партии и ему было бы лучше.
— Тише. За такие разговоры притянут к Иисусу.
— А руками махать ты горазд за чаркой водки: «Я, я! На меня опирайтесь. У меня пролетарское происхождение, мне везде дорога. Мне все поверят». Прикусил язык.
— Молчи дурак. Я отцу нажалуюсь. Ты — кисляй. [Кисляй — (пренебр.) вялый, скучный, ноющий человек.] Тебя бабы и те не боятся. А учить меня берешься.
— Пускай меня бабы не боятся, да я совесть не продаю. Ты хуже паразита. Паразит кровь сосет, так все знают. В глаза людям говорить не стесняешься, что ты за большевиков. А ты бьешь себе в грудь: «Я батрак! Я за большевиков». Я вот расскажу им, какой ты батрак.
— Отец тебе нагреет бока. Только бы приехал. Отец мною дорожит.
— Знаю я, как он тобою дорожит. Что поделаешь, говорит, такое время пришло, приходится и с этим босяком дружить. Босяки сейчас в почете. К отцу моему в царское время только земский начальник ездил да старшина. А кроме их, он и в дом никого не пускал. Один раз у нас даже протопоп обедал. И перед ними он шапки не ломал. А тут тебя, голодранца, приютил. Неспроста это. А ты думаешь, за твой ум? Он бы тебя на пушечный выстрел не подпустил бы, кабы власть другая.
— Идиот, — прошипел Яшка, — форменный идиот. Недаром же тебя прозвали девки Слюнтяем...
Тут Марья приблизилась к Ваньке, сказала в пространство:
— Я за одевкой своей пришла. Хорошие люди как поступают? При разводах бабам обратно наряды выдают.
Ванька уныло взглянул на нее и безразлично произнес:
— Иди к тяте, я знать ничего не знаю. И не женился я на тебе. Отцы нас женили, к ним и обращайся.
Он отвернулся. Марья, вглядываясь к зеленую воду омута, тихо произнесла:
— А ты разве своему слову не господин?
— Ты тоже своему слову не госпожа. Тебе не хотелось за меня, а зачем ты шла? Вот и расхлебывай сама.
— Меня тоже приневолили, сам знаешь...
— Приневолить нынче нельзя. Теперь новое право. Бабу не колоти, бабу работать не заставляй, и упаси боже бабе перечить. Об этом особый закон в Москве вышел. Это ты знала?
Он встал и пошел в глубь двора, запинаясь о щепки и поваленные дерева, приготовленные для стройки.
Марья пошла вслед за ним и очутилась на краю речного рукава. Ванька уселся там в сочном пырее. Он сразу задремал, голова его свесилась на сторону, и он уже всхрапывал.