Староста выходил за ограду, усовещевал девок:
— Бесстыжие! Христос погребен, а вы в такой день беса празднуете.
Парни из-за спин девичьих отвечали неприличной руганью.
Девки махали руками:
— Скройся!
— Старый хрыч! Елейная борода! Отвяжись ты, ради бога!
Церковный староста вздыхал и долго качал головой:
— Пусть бесы на том свете заставят вас за такие слова лизать раскаленные сковородки... Христа надо славить, спаситель родился, а вы прыгаете, как блудницы... В такой пресветлый день!
Яшка нашел Паруньку на паперти. Она шепталась в темном углу с Наташкой.
Он молча одной рукой вцепился в Парунькино полукафтанье. другой начал обшаривать лицо.
— Ты, Парка?
Девки молчали.
— Ведь ты, чую. Бобонин тебя зовет. Насчет дела.
— Погоди, Наталюшка, — сказала Парунька, — сходить, коли так, надо. А ты пусти, сатана, шею, удавишь...
Знала Парунька, что Бобонин ее так не отпустит, и готова была на все — только бы в город.
Яшка пропустил ее в светлую комнату, подмигнув Бобонину. Парунька подала руку. Бобонин посадил к себе на колени.
— Не надо, Миша, — сказала она.
— Налей-ка, — приказал Бобонин. — Без всяких, — добавил он строго, видя, что Парунька, морщась, отнекивается: — Пей, коли без этого разговаривать не желаю.
Парунька выпила залпом и, не закусывая, с болью в голосе спросила:
— Ну, Миша?
— Со мной поедем. Место готово. Горничной в наш ресторан поступишь. Хоть не член ты союза, но мне председатель месткома — друг вечный. Работа, как и у меня, — самая чистая. Помогать я буду насчет названий кушаньев, поняла? Яшка, налей ей еще!
Опять заставили выпить. Потом ома выпивала уже без понуждения за «троицу, без которой дом не строится», за четыре угла дома, за пятницу — пятую рюмку...
Все плыло кругом. И сама она будто летела по воздуху на яростных конях, и все кругом пело, звенело, искрилось. Как во сне, слышала она:
— Конечно, сначала будешь числиться в третьем разряде. Жалование пятьдесят рублей. Да ежели не дура, сто так заработаешь.
— Где это еще сто заработаю?
— Там же, и вдруг, отпустив Паруньку с колен, сказал: — И за что я в тебя такой влюбленный? Яшка, гаси!
...Когда Парунька вышла, выносили из церкви плащаницу. Народ, теснясь, запрудил паперть. Было светло от горящих горшков и свечек. Напирая на священника, бабы и мужики тянули вместе с певчими:
Хри-и-стос воскре-есе из мертвы-ых...
Ребятишки влезли на ограду и созерцали картину оттуда.
Толпа не пускала Паруньку к центру. Стоя у железной двери, она то и дело давала дорогу идущим прихожанам. Шествие двинулось вокруг церкви. Прихожане потянулись вдоль ограды, замедляя ход и поминутно останавливаясь.