«Господин Васин обычно все помнит. Открытие еще не торги, у нас будет время встретиться. Это самое реальное…»
Впереди образовался затор, регулировщик, размахивая жезлом, пропускал машины.
«Ну что вы, рады быть полезными общему делу… Всего доброго! — пожелал Васин. — Люся, ушли они?»
«Ушли. Я забыла сказать… С обеда пришла, а у вас приятель сидел…»
Шувалов нажал на «стоп», магнитофон смолк.
«Волга» въехала в переулок.
Гомеопатическая поликлиника ничем не отличалась от обычных. Здесь тоже была регистратура, и регистраторша сидела в халате и шапочке.
— Лев Миронович? Он с завтрашнего дня в отпуске и сегодня не принимал, по-моему…
— Здесь он, — сказала позади нее другая женщина. — От заведующего шел, я видела. Но принимать не будет, не надейтесь. На втором этаже кабинет.
— Спасибо. — Шувалов взглянул на часы, пошел по лестнице.
…Лев Миронович Дарницкий, укрыв пол-лица за дымчатыми стеклами, походил на мафиозо из итальянского фильма. И жестом, разрушающим этот образ, выпятил ладошки навстречу вошедшему:
— Нет-нет, никакого приема! Я, по сути, уже на отдыхе… Вы застали случайно.
— И очень рад, что застал, Лев Миронович, — проникновенно сказал Шувалов. — Я друг Леонида, и разговор не терпит отлагательств.
— Ну, милый, ну, душечка, что я могу? — заерзал в кресле гомеопат. — Вы садитесь, садитесь, но у Катюши бабкин характер, и если она сказала, что ждет его в Пицунде, то ему ничего не остается, как говорить с ней там… Как вас зовут, я не расслышал?
— Виктор… Я, к сожалению, не мог приехать на дачу семнадцатого, был в Кишиневе. Леонид страшно мучается, а сейчас столько работы… Завтра открытие.
— Вот именно! Вот именно, вот именно и я тоже был молодым. А кто без греха? Я говорил это, говорил и продолжаю настаивать! — кипятился Лев Миронович. — Нельзя удержать водород в банке, мужчина — организм примитивный… Вы знаете, что завещала моя теща жене? Обращайся с ним, как с собакой: не серди, вовремя корми и обязательно отпускай погулять!
— Разумная женщина, — оценил Шувалов. — С тещей вам повезло.
— О-о! Это был кладезь… Но есть же предел! Нельзя, недопустимо, чудовищно вытворять такое на глазах будущей жены.
— Боюсь, что его оговорили. Слишком многие завидовали Лене, хотя он и шалопай.
— Шалопай? Завидовали? Оговорили?! — подпрыгнул Дарницкий возмущенно. — Я сам, слышите, сам видел, как он крался по дорожке к машине! И поставил ее специально вне участка, хитрец… Ну, милый, ну, солнышко, зачем в ночь помолвки позволять себе лишнее? Я отец, но я бы промолчал из мужской солидарности. — Лев Миронович трагически приложил руку ко лбу. Но ведь и Катя заметила, как он возвращался! У нее хватило такта не ввергать в неловкость гостей, а уж дальше она не стерпела…