— Спасибо, Иван Александрович, — вдогонку поблагодарил его Микешин и подошел к переговорной трубке, соединяющей мостик с капитанской каютой.
9
«Кола» пришла в Одессу ранним утром. У причалов стояли суда под разными флагами. Город закрывала туманная дымка. Шли последние минуты ночной смены. Медленно поворачивались стрелы кранов. Всегда задорные крановщицы высовывались из окон кабины и кричали вниз:
— Хлопцы! Давайте скорее! Засыпаем. Много у вас там еще?
— Хватит, и на завтра останется, — отвечали усталые грузчики, цепляя тяжелые подъемы с грузом.
Это было невыразимо приятно: после блужданий по чужим морям увидеть этих девчат, родной берег. Тем более приятно, что впереди — отпуск. Так было каждый раз…
На втором причале, куда швартовалась «Кола», стояла хорошо одетая женщина с перекинутым на руку светлым пальто.
Дробыш заметил ее первым, засуетился, схватил мегафон и, перегибаясь через планширь, закричал:
— Еще две минуты! Сейчас ошвартуемся!.. Жена встречает, — повернулся капитан к стоявшему рядом лоцману.
Когда наконец подали трап, Дробыш сбежал на берег и поцеловал жену. Она отстранилась и недовольно проговорила:
— С часу ночи здесь торчу. Ты давал радио, что придешь в полночь, а пришел когда? Смотри на часы: семь часов утра.
— Туманчик задержал неожиданно, под самой Одессой, дорогая, — виновато пробормотал Дробыш, беря чемоданы.
— Всегда у тебя так: туманчик, ветерок… Ну, веди в каюту. Я безумно устала.
Георгий Георгиевич, всегда такой надменный, после встречи с женой сразу как-то потускнел и съежился. Эта полная, с двойным подбородком женщина подавляла его. Звали ее Зинаида Викторовна, но Дробыш нежно обращался к жене — Зизи.
Она часто приезжала к мужу, считая, что на стоянках капитан должен находиться под ее неусыпным наблюдением.
«Знаю я вас, моряков!» — многозначительно говорила она, и Георгий Георгиевич скромно опускал глаза…
Зизи была в курсе всех судовых дел, знала каждого члена экипажа и, как выражалась, «чем кто дышит». С величайшей бестактностью она вмешивалась во все судовые дела. В кают-компании говорила только она одна:
— Ковригина надо уволить. Он отвратительный работник.
— Ты ошибаешься, дорогая. Он лучше всех держит пар, — возражал Дробыш.
— Что там пар! Я вижу, как он все время курит на палубе. И лицо какое-то нетрезвое…
— Ах, Игорь Петрович, как можно носить такую рубашку! У вас полное отсутствие вкуса…
Дробыш морщился, но ничего не говорил.
Через несколько дней после прихода в Одессу произошел курьезный случай. Все собрались к ужину. За столом не было только капитана. Наконец он вышел из своей каюты и, хмурый, сел в кресло. Ужин начался. Как всегда, говорила одна Зинаида Викторовна.