Мы сели к ней, поехали, он поблагодарил ее несколько раз и повернулся к нам:
— Завтра же. Завтра я отправляюсь в автосалон, и у нас будет новая машина.
Мы ему не поверили, а вот женщина — она поверила; она сказала, что это замечательная идея, и вытянула шею, чтобы увидеть в зеркальце автомобиля, какие у нас лица.
Но утром Ма согласилась: у нас должна быть новая машина, и сегодня же.
И вот мы расположились перед домом, ждем, у Манни — пластиковый бинокль, а Джоэл влез на дерево и врал оттуда, что ему видна вся дорога до автосалона. Наконец из-за угла выехал пикап, и Манни прошептал: «Это он». Он сказал это так тихо и отчетливо, что мы поняли: он не заливает, и мы бросились навстречу машине, дергая друг друга за рукава, спотыкаясь, ошалевшие от восторга.
Когда Папс увидел, что мы бежим к нему, он начал торжествовать, кричал, голосил, но окна в машине были подняты, поэтому мы ничего не слышали — только видели, как вздуваются жилы у него на шее и открывается-закрывается рот, точно у куклы на веревочках. Он сбросил скорость, пополз, окно опустил, а мы трусили рядом.
— Ну, ребята, — сказал он, — знакомьтесь: новый член семьи.
— Еще чего! — завопили мы. Подбежали кое-какие соседские пацаны. Наш отец по-прежнему двигался к дому с черепашьей скоростью, на лице — гордая улыбка, а мы, ребятня, окружив пикап, подпрыгивали, как невоспитанные собачки, чтобы заглянуть внутрь.
К тому времени, как Папс вырубил мотор и вышел на гравийную дорожку, уже как минимум полдюжины мальчишек исследовали пикап, забирались в кузов, открывали бардачок, гладили кожу.
Пикап был кобальтово-синий со сплошным сиденьем и тонким двухфутовым рычагом передач, который торчал из пола. Все было гладкое и новенькое — толстая черная резина покрышек, сверкающий хром бампера. Массивные боковые зеркала топырились, как слоновьи уши. В нашем квартале было семь других пикапов, но наш выглядел круче всех. Моментально мы с братьями задрали носы.
— Уберите ваши масленые пальцы со стекла, — говорили мы. — И с водительского места слазьте давайте.
Из дома вышла Ма, вышла и встала на крыльце — уставшая, измочаленная. Глаза красные, губы поджаты, по всему видно — куксится. В одной руке держала оба ботинка, потом уронила их перед собой и села на первую ступеньку.
— Ну как, Мами? — спросил Папс.
— Сколько в нем сидений? — спросила она, подняв один ботинок и дергая за шнурки.
— Это пикап, — пробормотал Папс. — Тут нет отдельных сидений, тут сплошное.
Ма улыбнулась ботинку — злой такой улыбкой; глаз не поднимала и ни на что, кроме этого ботинка, не смотрела.