Иван пришел в себя после выстрела и говорит:
– Зина, чего это он у тебя такой стеснительный стал, прикрывается, как Афродита. Пнуть, ей богу, хочется.
Зинаида выпроваживать стала брата:
– Иди, Иван, отсюда, все равно не дам опохмелиться. А Федор болеет. У нег прострел в спине.
– Чо он тогда не за спину держится?
– Иди, иди, – вытолкала брата Зинаида.
Упал я на кровать в состоянии футболиста-защитника и думаю:
– Что ж это за полено такое?
Утром пошел я во двор, подошел к полену – стоит, как вчера, никуда не сбежало. Сел на него, посидел. Слышу, такое тепло из него в меня пошло, и руки сами по себе разжались и задвигались.
Ах ты, думаю, в чем это она не виновата? Вхожу в дом и сразу спрашиваю:
– В чем это ты не виновата?
– Да понимаешь, мужик у Валентины выписал журнал эротический. Тайком от нее. И я ходила к Вале его смотреть. Тайком от него.
– Ну?
– Ну и все.
– Ну и что тут такого?
– Да ведь так я такого насмотрелась, думала, ты меня убьешь из ревности.
– Ну что там, лучше, что ли, чем я?
– Не, ты еще лучше.
– Ну и все. Чего еще?
Подошел я к полену и думаю: или со мной что-то не так, или с поленом. Замахнулся я на него колуном, оно – раз – и набок. Вот ты неразбериха какая. Даже самому интересно стало. Поднял его, отступил назад, установил попрочнее, опять замахнулся, опять сорвалось. Я еще назад отступил. Ну, сейчас, думаю, кончу его. А пока назад отступал, вошел в зону действия бельевой веревки. Там Зина трусы свои сушит. А они тяжелые, и веревка провисла. И когда я размахнулся, веревку колуном и зацепил…
Очнулся я в больнице. Слышу, врачи меж собой разговаривают:
– Жить будет, но плохо.
Я встрепенулся весь:
– Как это плохо? Почему это плохо?
– Вы, молодой человек, когда выпишетесь, тогда узнаете.
Ну, узнал я потом. Не так уж страшно. Просто голова сдвинулась у меня влево сантиметров на тридцать. Зинаида взглянула, успокоила:
– Нормально, пройдет. Я в эротическом журнале и не такое видела.
Сели мы с ней за стол праздновать выписку. Взял я стопку, хлоп – и мимо правого уха вылил назад. Вот тут до меня и дошло, почему жить буду, но плохо. Зинаида в слезы:
– Что же это, ты теперь так и будешь жить трезвый?
Я – срочно во двор, сел на полено, прошу его:
– Поленушко, золотое, исправь меня обратно. Клянусь, не трону больше тебя.
И чудо! Опять по всему телу тепло разлилось, и шея моя выпрямилась.
Теперь полено у нас дома живет. И если простуда какая или озноб, мы с Зинаидой на него садимся и – все, как рукой снимает.