Сэксон постучал в дверь и сразу же услышал резкий суховатый голос Финли, приглашающий его войти. Он открыл дверь и шагнул в нечто среднее между кабинетом, гостиной и библиотекой. Позади находилась кухня-спальня-столовая. Стены передней комнаты были сплошь уставлены полками с книгами по юриспруденции, большей частью старыми и в клеенчатых переплетах. На письменном столе в углу стояла лампа с круглой горелкой — ее свет падал на лицо сидевшего за столом Дэниела, отчего его глаза ярко блестели.
Рассмотрев посетителя, адвокат поднялся со стула, шагнул вперед и протянул правую руку, словно забыв об отсутствии кисти. Спохватившись, поспешно протянул левую, стиснув ею правую руку Джона. Несмотря на духоту в комнате, рука Финли была сухой и холодной.
Адвокат смотрел на гостя почти с любовью — более всего его радовали изменения, происшедшие с ним за эти три месяца. Казалось, будто Джон Сэксон пережил три года, причем отнюдь не легких. Мягкость исчезла — бесполезные компоненты руды расплавились, оставив крепкое железо, которое в один прекрасный день могло превратиться в сталь.
Справедливо приписав себе большую часть этих изменений, Дэниел с первого взгляда понял, что заполучил великолепное орудие, которое нужно только удержать в руках.
— Я принес вам кольт, который вы одолжили мне, мистер Финли, — сказал Сэксон. — Вот он. — И положил револьвер на край стола.
Финли взял его и откашлялся:
— Я дал это оружие мягкосердечному парню, неспособному осознать, как много в этом мире зла, жестокости и опасности. Но назад мне его принес мужчина смелый и решительный, перед которым люди будут расступаться и за которым последуют, если он этого захочет. Я дал револьвер ребенку, не умеющему им пользоваться, а возвращает мне его стрелок, мастерски им владеющий. Нет, Сэксон, этот кольт больше мне не принадлежит. Теперь он твой.
Джон покачал головой:
— Я не хочу его. Он стоил мне моей девушки.
Финли едва сдержался, чтобы не расхохотаться. В его глазах блеснуло торжество. Он со своим коварным умом стал причиной не только гибели Боба Уизерелла, но и разрыва Сэксона с его девушкой. Возможно, ему удастся и нечто большее.
— Она дала тебе отставку? — осведомился адвокат.
— Да. Сказала, что у меня руки в крови.
— Это так, — признал адвокат, — но кровь, омывшая их, чиста, ибо она пролита на службе обществу.
— Я служил не обществу, а самому себе, — откровенно пояснил Сэксон. — Я ненавидел Уизерелла и хотел ему отомстить.
— Тогда скажи — ты сожалел, когда убил его?
— Нет, — честно заявил Джон. — Я был рад — настолько рад, что мне хотелось смеяться. Его смерть меня ничуть не потрясла.