— Это и есть твой вопрос?
— Почему ты пропал? Я уже и не знала, что думать? Ушёл, ничего не сказав, а теперь вот появляешься с этой девицей… — её тон сменился с делового на личный, с обвиняющего на жалующийся.
— Скучала?
— А ты хотел в этом убедиться?
— Я просто хотел сделать то, что должен.
— А почему один? Ты мне больше не доверяешь?
— Я никому не доверяю.
— Кроме этого? — она кивнула на моего ай-бота — ей он казался обычным человеком. — Это он тебе посоветовал признать «непорочных»?
Верховцев безмолвствовал.
— Экстра, ты сама понимаешь, с чего так бесишься? Какая разница, кто кому это посоветовал. Это факт, уже свершившийся, и тебе придётся с ним смириться.
— Я ещё не бешусь. Вот кто бесится на самом деле — так это Вайнштейн. И уж он-то точно с этим не смирится. Думаю, в его лице ты приобрёл врага. И очень опасного. Он уже, который год публично заявлял о том, что все эти дамочки — от лукавого.
— Прикольно слышать эти слова из уст атеиста.
— Атеист, который верил в тебя больше, чем во что бы то ни было в своей жизни.
— А теперь, небось, проклинает. Скоро мир узнает, что и я — от лукавого.
— Может, узнает… а может, и нет. За эти десять лет он очень изменился. Точнее, власть его изменила. Видел бы ты, через какие моральные преграды он научился переступать.
— Библиотеку ещё не сжёг? [111]
— Какую библиотеку?
— Не важно. Теперь мне более ясен мотив твоего прихода. Я могу его интерпретировать как предупреждение об опасности?
— Смотри сам. Я всё сказала.
— Спасибо и на том. Прощай, Экстра.
— Прощай… зря ты нас бросил… зря… и жаль…
Я развернулся и пошёл в сторону своей протеже, чтобы забрать её от надоедливых журналистов и политиков.
Мы поздравили друг друга с удачным стартом нашей пиар-кампании, чокнувшись бокалами шампанского. Издали на нас поглядывал Ян, то самый поляк, который помогал девушке с воспитанием ребёнка и организацией её сообщества.
— Ну как вам моё выступление?
— Оно идеально!
— Да, ладно, вам!
Уж не знаю, что на меня нашло, но я уже не мог остановиться.
— Я серьёзно. Вы вообще идеальная женщина! На таких, как вы — женятся.
— Женитесь!
Неожиданно рядом с нами возник Верховцев. Он откашлялся и встрял в разговор:
— Ну-с, теперь дело за малым.
Кэт вопросительно подняла брови.
— Теперь нам нужно освободить для вас и ваших детей место в Интернате.
Она закивала. Как-то грустно заглянула в мои глаза. Потом сослалась на утомление и откланялась. Я смотрел на эту милую, умную, взрослую уже девушку и не узнавал в ней того испуганного, одинокого, не понятого никем подростка, в голову которого когда-то вселился. Всё больше и больше она напоминала мне ту самую, из далёкого прошлого, которая когда-то так поразила меня силой своей личности, и чей уход отравил всю мою прошлую жизнь.