Теперь вздох вышел довольным. Как же с ней просто.
Наташа знала, что сдалась вот просто так, за копейки, но почему-то сопротивляться никогда не получалось, тем более он прав. Он, вообще, с ужасающим постоянством оказывался прав. Она чувствовала себя любимым единственным ребенком и женщиной одновременно. Странное ощущение, особенно остро она это ощущала последние месяцы, когда папка наконец-то отпустил ее, согласившись, что к восемнадцатому дню рождения она может переехать к Саше. А Сашка, он был еще хуже отца, он всегда наперед догадывался, что она может выкинуть, и пресекал попытки. Поначалу она дулась и даже обижалась, ругалась, а потом в какой-то момент поняла одну страшную для себя вещь — спорами и ссорами она причиняет ему боль. Нет. Он никогда не говорил и не показывал ни в коем случае, просто это было как прозрение, Наталка будто увидела свои прежние обиды со стороны. Он просил сделать что-то разумное, логичное, а она словно ребенок избалованный уперто не хотела подчиняться.
Подчиняться. Краеугольное слово для женской психики, а точнее его значение, стоит уловить намек, и гордость приходит на смену разуму. Девушке тогда вдруг стало стыдно за себя. Он ведь все терпел, молча и умудрялся просить у нее прощения за ее же глупость. Бред. Больше года назад пришло такое странное осознание, теперь они не ссорились вообще, никогда. Наверное, так не бывает, но у них было.
— О чем задумалась?
— Люблю тебя.
Саша улыбнулся.
— И я тебя.
— А еще я убью Анжелочку! Блин, буду! — решилась высказаться Наталка и сердито фыркнула, вспомнив как на прошлой неделе, договорившись с руководителем курсовой о сроках, застала гадину за неприкрытым флиртом с ожидающим ее в коридоре Сашкой.
Парень улыбнулся, отвернувшись к окну, вернул лицу серьезное выражение и взглянул на свою кровожадную девочку. Если бы она знала, то решилась как минимум на тройное убийство. К ее сокурснице в гроб отправились еще две девушки с его офиса.
— Кончай улыбаться, я все вижу!
Санька рассмеялся.
— Нравится ему, — сердито проворчала Наталка, уткнувшись носом в холодное стекло и подперев щеку кулаком.
Перевел взгляд на дорогу. Если бы он каждый раз показывал свою ревность, только не стоит, с учетом того, что она все равно не замечает влюбленных в нее. Она, к его радости, вообще, никого не замечает. Так потрясающе точно знать, что ее мысли всегда заняты им, что ей плевать на других, плевать на внешность, деньги. Черт, на что еще там ведутся? Черные глаза с восхищением смотрели на него и только на него. Он видел это каждый раз. И неважно, что три года вместе, она лишь сильнее любить стала, Сашка кожей чувствовал. Только сомнения завсегда точат даже самую несгибаемую уверенность.