– Не надо паясничать. – Шутки кончились, тут нет никаких сомнений. Смена тона с дружеского, почти братского, на тяжелый, не терпящий пререканий, острым напоминанием кольнула в мозг.
Ты, Артур, забыл, с кем разговариваешь. Он подполковник НКВД, куратор, и ему глубоко пофигу твой юмор, если он не связан с получением Результата. С большой такой буквы…
Разговор, вернее, допрос длился добрый час. Подполковник задавал вопросы и тут же оберегал себя заклинанием: «Если ты можешь ответить». Страх пред тем, что меня может свернуть в трубочку от допроса и заключения, не отпускает товарищей в НКВД, и это прекрасно! А то, не дай бог, меня скрючит – и неожиданно для всех помру тут.
Поначалу подполковник не задавал никаких каверзных вопросов. Не ловил меня на нестыковках. Не пытался расколоть. Просто расспрашивал о моих друзьях и брате. Где учились, где жили, чем занимались, чем интересовались. Одним словом – из чего состояла их жизнь. Без утаек рассказывал обо всем, попутно удивляясь тому, что еще ни разу не нарвался на «заблокированную» в мозгу тему.
Ровно через час такой спокойной, размеренной беседы Карпов перешел в наступление и начал наседать. Вопросы сыпались один за другим. Много всего спрашивал, об оружии будущего, авиации, ракетостроении, флоте, различных технологиях, высокотехнологичных производствах и прочем. Меня стало сильно клинить. Я не мог ответить на эти вопросы – помню что-то, но рта открыть не могу. А энкавэдэшники продолжают спрашивать. Тут-то мне стало нехорошо. Голова загудела, перед глазами поплыли круги, стало трудно дышать. Мозг работает чисто, я все понимаю, но тело ощутимо поплыло – голову держать не могу, в руках слабость, ног вовсе не чувствую. Карпов не сразу заметил, что со мной не все в порядке, и, лишь оторвав взгляд от блокнота, взвился как ужаленный:
– Врача! Господи, Майкл, держись! Врача!.. – Перепугался подполковник не на шутку, бросился ко мне, орет, потом к дверям метнулся, там глотку рвет.
Мне вроде бы плохо, хочется отключиться, но нет, состояние словно зависло. Мучительная невозможность что-либо сделать вкупе с полным осознанием происходящего осталась.
В палату вбежали доктора, что-то кричат, пульс мне щупают, в глаза заглядывают. Но как-то не до этой возни. Меня опять почему-то плющит. Очень похоже на тот раз в тренировочном лагере, когда пытался «калаш» нарисовать… Неужели защитный механизм сработал из-за допроса? Так быстро?..
– Что ты сказал? – Грозный рык рушит сон и отправляет в реальность. Блин, не помню, когда отключился, но пробуждения уж точно не забуду. Так громко разговаривать и никого не разбудить – просто невозможно! – Отвечай, Вадер! – Оп-оп-оп. Интересная беседа, не буду мешать. Продолжаем прикидываться спящим. Кажется, Карпов особисту пистон вставляет. Послушаем за что.