Волк-Леванович всегда подозревал Радкевича в малом патриотизме, в том, что он — плохой поляк, но что поделаешь, лучшего нет. Впрочем, Радкевич вовсе и не поляк, он литвин или белорусец, и слава Богу хотя бы за то, что католик. Не удивятся, однако, люди, если однажды поменяет веру, перейдет в православие.
— Империя! — повторил за ним Волк-Леванович, но морщась, будто хватил кислого. — Россия! И здесь Россия, и там Россия. И на севере, и на юге. Везде Россия! А главное, Сибирь — тоже Россия. Страшно!
— А морозы там, — сказал Радкевич, — птицы на лету падают. Но цветы выживают. Правда, там другие цветы. Интересно бы посмотреть. А как ты думаешь, скворцы в Сибири есть?
Ну вот, подумал Волк-Леванович, больше его не интересует ничего.
Самое смешное, однако, в том, что Радкевич приказал развесить скворечники в городском саду, и в тот период, когда они поют, подыскивая себе пары, он тоже приходил в сад и посвистывал вместе с ними. И получалось у него не хуже, чем у самых голосистых скворцов.
— Не позорься, — сказал ему Волк-Леванович на правах старого друга. — Свисти дома.
Но дома неинтересно. Иное дело — в саду, на рассвете, выбрав себе партнера и наслаждаясь весной.
— Идем, я тебе покажу место, где такой закат солнца — душа заходится, — вдруг предложил Радкевич. — Сейчас самое время. Это у деревни Здоровцы. Только быстрее надо. Пока дойдем. Успеть надо, чтоб только-только коснулось земли. Просто как ангелы его за край земли опускают. Осторожно так. На всю жизнь память.
— Не хочу я! — почти вскричал Волк-Леванович. — Что тебе эти закаты? Что — память? Нас, может быть, скоро заставят принять православие! Слышал? Епископ Конисский приедет. Думаешь, просто так? Показаться Екатерине?
Наконец Радкевич задумался.
— Нет, — возразил он, — Екатерина даже иезуитов поддержала. А Конисский уже приезжал в Мстиславль. Он только с униатами воюет.
— Разгонит униатов — возьмется за нас.
— Нет, этого не будет. Я был на его службе, когда приезжал прошлый раз. Ничего такого. Да и что он может? Наша вера — на весь мир.
Волк-Леванович загрустил: похоже, он терял приятеля.
— Послушай, — сказал он, — конечно, нам деваться некуда, нас уже проглотил этот левиафан. Но помнишь ли, что сказано в книге Иова? Сердце его твердо, как камень, и жестко, как нижний жернов.
— Ясно, помню. Надежда тщетна: не упадешь ли от одного взгляда его? Нет столь отважного, который осмелится потревожить его. Так что же ты хочешь? Что можем мы, слабые и одинокие? Христос заповедал учиться у Него смирению: …научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем.