Я еле удержался, чтобы не закричать. Изо всех сил стискивал зубы, но меня так трясло, что зуб на зуб не попадал.
— Ты что это? — удивился отец. — Трясешься весь и лицо бледное. Иди, мать, посмотри, уж не заболел ли парень.
Мама потрогала мне лоб, заставила выпить чаю с медом, заботливо укутала одеялом.
Всю ночь я не сомкнул глаз. А едва забрезжило за окном, встал, тихонько оделся и выскользнул за дверь.
Я мчался по дороге, смутно белеющей в предрассветных сумерках, сам еще толком не зная, что иуду делать. «Спасти… — билось у меня в голове. Предупредить… Пусть уйдут куда-нибудь подальше.."
Уже возле самого озера, услышав, как где со позади, на дороге, затарахтел, приближаясь, отцовский мотоцикл, я пригнулся и, обдирая лицо и руки о нависшие ветки, побежал по знакомой тропе.
Вот наконец и поляна. Я бросился к тому месту, где на камышовой подстилке обычно спала Буйнак, и остановился как вкопанный: собак не было!
Я обшарил всю поляну, окрестные заросли, звал вполголоса, чтобы не услышал отец. А в ушах раскатами грома отдавался грохот мотоциклетного мотора. Обессиленный, я опустился на землю и только тогда понял, что это стучит, пытаясь вырваться из грудной клетки, мое сердце.
А вокруг было тихо. Где-то плескалась вода, как обычно шуршало и потрескивало в тугае, птицы перекликались неуверенными со сна голосами. Озеро было бирюзово-синим, и небо над озером наливалось светлеющей с каждой минутой бездонной синевой.
Я поднялся и, не думая, куда и зачем иду, пошел вдоль берега, машинально обходя высокие кусты и деревья.
Заросли поредели и кончились. Впереди зеленел просторный выгон, подернутый легкой дымкой испарений, которая исчезнет с первыми же лучами солнца. На выгоне паслась отара. Уже рассвело, но солнце еще не поднялось из-за дальних гор, и овцы казались просто темными холмиками, неторопливо передвигающимися с места на место. И навстречу мне шел, огибая отару, человек с палкой наперевес.
Из-за гор выглянул краешек солнца, в его лучах палка в руках человека сверкнула холодным металлическим блеском, и я вдруг понял, что человек этот — мой отец и палка у него в руках — вовсе не палка, а ружье. И в то же мгновение я увидел, что впереди меня, на одной линии с отцом крадется к отаре собака. И по тому, как она кралась, а не шла открыто, я понял, что это не сторожевой пес, и, все еще не веря, наугад негромко позвал:
— Карауз!
Собака вздрогнула и оглянулась.
Отец вскинул ружье. Он не видел меня, не мог видеть, я стоял в тени.
— Беги, Карауз! — крикнул я, но было уже поздно. Отец выстрелил…