История моего грехопадения (Куклин) - страница 4

…В начале второй смены установились жаркие июльские дни. Да и тихие белые северные ночи тоже не приносили прохлады. Пионервожатым было разрешено купаться и после отбоя, когда мы укладывали малышей. Разумеется, мы пользовались этим разрешением вовсю, и иногда отправлялись купаться в полночь, когда низкое, не раскалённое, а красноватое солнце не заходило совсем, а только краем касалось вершин окружающего леса… И вот в эти томительные белёсые и бессонные ночи, встречая вдруг Глашу, я с какой-то тревогой ощутил, что она взглядывает на меня как-то по-другому, по-особенному, без привычной смешливости и лёгкости.

Она пыталась со мной заговорить, но я всякий раз ускользал, и из этого ничего не получалось. До одного случая…

Как-то однажды я сидел за столом в своём корпусе и рисовал обширный заголовок для лагерной стенгазеты. Весь лагерь, – от младших до старших – отправился на сеноуборку. Это было взаимовыгодное дело: мы помогали ближнему колхозу в посильных работах, а он подкидывал немного продуктов.

Лагерь был совершенно безлюдным, отбыл даже Егорыч, увозя на своей кобылке два бака – с борщом и кашей.

Но мне было поручено непременно сделать газету к возвращению героев трудового фронта, и я старательно, по трафарету, выводил на огромном ватманском рулоне большие киноварные буквы. Ватман похрустывал, как накрахмаленный. В бараке было довольно прохладно, и высовываться в раскалённый полдень совершенно не хотелось.

Дверь была приоткрыта, и поэтому я не слышал, как в корпус вошла Глаша. Шла она, вдобавок, босиком, и я почувствовал её дыхание только тогда, когда она остановилась за моей спиной и стала оглядывать мою работу. И я как-то не обратил особенного внимания, или не придал значения тому, что она прикрыла дверь и накинула крючок…

– Вот… – почему-то шёпотом произнесла Глаша, – я тебе бельё принесла. Глаженое… – и я увидел наверху небольшой стопки, которую она мне протягивала на вытянутой руке, лежащие сверху жёлтые трикотажные трусики… Вот с них-то всё и началось…

– Это твои… А я тебя-то в них видела… – лукаво и смущённо продолжала шептать Глаша. – Коечка-то твоя у окошка, я иной раз ночью и пробегу – да на тебя и гляну. Ты разметавши спишь, жарко, одеяло сбросишь… Ох, думаю, какой хорошенький! На двоюродного моего брата похож, да один всё, один, и приласкать-то его некому… Я твои, жёлтенькие-то, тогда и приметила… И у меня такие же…

Время было трудное, и я не слишком-то задумывался, мужские они, эти трусики, или женские, поскольку выбора в тогдашних магазинах, как вы понимаете, всё равно не было. А на стопке сверху, полыхая пронзительным цветом яичного желтка, лежали мои трикотажные трусики…