Соловьев не считал, что описанный летописцами путь из варяг в греки когда-либо существовал и новгородцы ходили из своего города до Константинополя.
И в этом он был прав. Путь, ведущий от Новгорода на юг, кончался бассейном Ильменя. Известно, что был некий волок между Ловотью и Днепром, историк восстанавливал этот волочный путь таким образом: сначала по речке Сереже, «до тридцативерстного волока к Желну на реке Торопе, потом вниз Торопою до Двины, Двиною к устью Косопли (Каспли) и этою рекою вверх до озера Касплинского и волока при Гавринах в Порецком уезде с переездом по суше тридцати верст». Для груженых торговых судов – перемещение немыслимо тяжелое, если не безнадежное. Но вот князья-завоеватели из скандинавов могли пройти такой путь с войском, перетаскивая военные дракары. И они не могли миновать Полоцкой области, где благополучно осели, так же как и в Новгороде, поставили городки и закрепились в верхнем и среднем течении Западной Двины.
Полоцкая земля
Именно в этой земле и образовалось соседнее Пскову и Новгороду Полоцкое княжество – нередко союзник, нередко враг. Однако верховья Западной Двины Полоцкому княжеству не принадлежали: за эти верховья шли постоянные войны, начиная с потомков Изяслава Владимировича и его брата Ярослава, то есть между князьями полоцкими и южными. Почему? Да потому, что путь «из варяг в греки», то есть из Новгорода в Черное море, шел по речке Торопа, где далее появилось Торопецкое княжество. Этим торопецким путем владели Ярославичи. За речку Торопу и верховья Двины Ярослав отдал полоцкому князю Брячиславу Витебск и Усвяты. Торопецким княжеством владели потом Мстиславы торопецкие, которые служили посредниками между новгородской землей и южной Русью. На востоке граница Полоцкого княжества шла по Двине, на юге – по Днепру, на западе – по Неману. Чуть южнее Полоцкого княжества лежало Минское, сосредоточенное на берегу Днепра. Получив Новгород, покорив Полоцк, варяжские дружины следом взяли Минск – очередной рубеж при движении к югу. Рассматривая «Повесть временных лет», то есть «Начальную летопись», Соловьев указывал, что на берегах Днепра в районе Минска жило племя дреговичей, о покорении которых нет в ней ни слова, следовательно, племя было покорено еще во времена Рюрика, до похода Олега на Киев. И заняты эти земли были «полоцкими державцами», почему летопись о покорении дреговичей и молчит. И борьбой за Двину и беспрепятственный пропуск на юг, собственно, и объясняются войны киевских князей с Полоцком, а также известный факт захвата Владимиром Святым дочери Рогволода и уничтожения остального его семейства. В конце концов земли Полоцка и позднее Минска были возвращены прежним владельцам, но припятские земли так и остались во владении южных Ярославичей. Поскольку полоцкие и минские земли плодородны в той же степени, что и новгородские, это рано обратило их обитателей к более сподручному труду – то есть к торговле. Полоцк, как и Новгород, стал одним из центров торговли с Западом, благо что он лежал еще ближе к зарубежной Европе, чем Новгород. Так что Полоцк, Витебск и соседний Смоленск тоже развивались как торговые города. Торговали они с «заморскими», то есть западными странами. Западнее Полоцкого княжества за Неманом лежали литовские земли, которые служили буферной зоной между Русью и Польшей. Польша, лежавшая по Висле, в свою очередь служила буфером между Литвой и немцами. Ятвяги и литовцы, пишет историк, спаслись от немецкого завоевания в лесах и болотах, они «долее всех своих соседей сохраняли дикость первоначального быта, они набегали на окрестные страны, но сами были недосягаемы в своих неприступных природных укреплениях». Эти дикие леса приняли также и бежавших от немцев пруссов. Существование разветвленной речной системы в Литве и Польше историк считал очень важным фактором, определившим отношения между Русью и соседями: благодаря системе волоков из русских речек в литовские и затем в польские Русь не была изолированной, она поддерживала отношения с западом. Скажем – со славянским западом.