— Славный выстрел, ничего не скажешь, — сквозь зубы похвалил Найденов артиллеристов. — А иной раз стреляют, стреляют — и все мимо, такое зло берет, что готов прибить такого стрелка. А этот выстрел, что называется, снайперский!
— Это верно, всяко и у нас случается, — согласился корректировщик, почесывая затылок.
Через наши головы одна за другой просвистели вражеские мины.
— Злится, думают нащупать нашу пушку, да где там, она у нас в надежном местечке укрыта.
Для осторожности мы зашли в пулеметный дот.
— Сеня, где это ты пропадал, что к нам не показывался? поинтересовался пулеметчик Максимов.
— Поцарапало малость, пару недель в госпитале провалялся.
— А где это тебя угораздило?
— Да на обороне первого батальона. Я с ребятами один дотик немцев обрабатывал, заметили, черти, обстреляли, ногу поцарапало.
— А я думал, что ты на другой «курорт» махнул, — осторожно вмешался в разговор Найденов.
— Будет тебе, Сережа, «курортом» попрекать. Сказал в шутку, а ты глаза колешь. Скажи лучше, как вы отличаете друг от друга немцев, когда говорите: убил наблюдателя, связного или офицера.
— Офицера, — ответил Сергей, — по физиономии сразу отличишь от солдата: морда холеная, а глаза злые; в траншее появится — часовые крик поднимают, ну, тут только гляди, где каска высунется. А наблюдателя ищи где-нибудь у мотка проволочного заграждения или среди ржавых банок на бруствере. Найти его очень трудно. А связной — это ходячая фигура, его подкараулить легко.
— А кто это у нас одноглазый снайпер, ты знаешь? Говорят, он солдат обучает, хотелось бы и мне поучиться у него.
Найденов украдкой от меня крестом положил на губы палец, а глазами показал в мою сторону. Я сделал вид, что ничего не заметил.
— Как только начнутся занятия на курсах, — сказал Сергей, — я тебе скажу.
Найденов и Корчнов ушли в траншею, а я остался в доте наблюдать за обороной немцев.
Несколько дней мы наблюдали в траншее противника необычное движение и шум. Вечерами немцы громко свистели, кричали, пели под аккомпанемент губных гармошек. Я не знал, чем была вызвана такая радость у солдат врага. Знал лишь одно: ничто в жизни фронта не в силах привести в такую ярость человека, как веселье во вражеском стане. Самые уравновешенные бойцы и те хмурились, покусывая губы, и сыпали по адресу гитлеровцев самую отборную брань. Теперь с той стороны кричали:
— Эй! Иван! Скоро ваш Москау будет немец!
Ночью я встретил в траншее Петра Романова. Он шел медленно, внимательно прислушиваясь к выкрикам немцев.
— Петя, ты не знаешь, отчего это они так захорохорились?