Уже всходило солнце, когда за крепостными стенами показалось в полном боевом порядке все войско Шейбани-хана. Мосты были подняты. Все городские ворота были заперты, надежно охранялись.
Расправа же в городе еще продолжалась…
7
Тахир носился по городу всю ночь. Радость одержанной победы снимала чувство усталости. Лишь иногда его остро мучил голод. Наконец он не выдержал, с разрешения Касымбека поехал в лепешечные ряды — уже сияло утро, но надежды поесть не было: на улицах и площадях еще буйствовали.
На пустынной базарной площади большая толпа, окружив нескольких нукеров хана, добивала их камнями. Четверо уже лежали бездыханные в лужах крови, другие, закрыв руками лицо, стонали. Среди них был парень лет двадцати, рубашка его висела клочьями, сам он, сплошь в кровоточащих ссадинах и ранах, стоял, раскачиваясь, на коленях, умоляя о пощаде. Врезавшись в толпу, на коне, Тахир закричал:
— Эй, народ, слушай меня! Бабур-мирза издал приказ! Тех, кто сдается, берите в плен! Не лейте лишней крови! Этот паренек тоже мусульманин!.. Люди, прекратите! И мы тоже нукеры! Разве нукеры виноваты? Виноваты их ханы!.. Прекратите, говорю! Выполняйте приказ Бабура-мирзы!
Тут сквозь толпу подоспели два других конных. Тахир с их помощью постепенно утихомирил толпу.
Разгоряченный, он уж и забыл, зачем прибыл сюда, хотел было увести, как пленных, трех оставшихся в живых, еле дышавших, нукеров Шейбани. Тут какой-то высокий человек закричал из толпы:
— Стой, джигит… Ты не Тахир ли?
Тахир посмотрел на этого человека. С пожелтелыми усами, высокий, жилистый, тот держал в руках увесистую дубинку. И Тахир вспомнил события трехлетней давности, когда на этой же улице он оделял лепешками голодных самаркандцев.
— Мамат! Ты-то почему с дубинкой? Ты сам разве не из кипчаков?
— Э, браток, прихвостни Шейбани много худого причинили всем племенам. Жену мою, бедняжку, вот погубили!
Тахир вспомнил свой разговор с этим человеком о Робии и вновь защемило сердце. Отослав пленных со своими всадниками из бабуровской охраны, Тахир выпрыгнул из седла, отвел Мамата в сторону.
— Мамат-ага, помнишь мой наказ?
— Знал, что спросишь, браток… Окликнул-то поэтому… Знаешь, моя бедная жена, оказывается, слышала кое-чего… ну, о той самой девушке, о которой ты говорил. Она была из Андижана, да?
— Из Кувы.
— Ну, словом, из Андижана, из тех мест. Ее украли и привезли сюда. Потом ее купил и увез купец из Туркестана.
— А потом, а потом что?
Потом этот купец вместе с Шейбани-ханом перебрался в Самарканд.
— Вместе с той девушкой? Она жива?
— Жива!
Тахир сжал руку Мамата, спросил, задыхаясь: