— Господин зодчий, как вам в голову не пришло выдолбить ступеньки?
Мулла Фазлиддин почтительно ответил:
— Если будет приказ повелителя…
Стоявший на ровном камне Бабур улыбнулся, юношески ломким баском перебил зодчего:
— Странно! Неужели и на вершину горы надо делать лестницы, как во дворце?
Касымбек, не считаясь с тонкостями этикета, простовато посетовал:
— Ох, повелитель, вашего покорного слугу от нота и лестница не спасет.
Засмеялась Кутлуг Нигор-ханум:
— Господин Касымбек, на такие утесы вынуждены подниматься пешком и шах, и слуга!
— И даже шахини! — пошутил Бабур, глядя на сестру.
Так, с шутками, и добрались они до площадки перед обителью. Небольшая постройка под голубым куполом сияла в лучах весеннего солнца так весело, что на душе Бабура сразу же стало светло и тепло. Душа полно вбирала красоту окрестностей, так хорошо видных отсюда (горы вдали, весенний ветер), и рядом радующие глаз узоры на колонках и перилах айвана, игру светотени на цветных глазурованных плитках купола…
Касымбек проводил Бабура, его мать и сестру внутрь обители, сам остался перед входом, у мраморных ступенек. Без разрешающего знака Бабура он не входил туда, где пребывали эти знатные женщины.
Мулла Фазлиддин тоже остался внизу у айвана.
Двери обители были отделаны резьбой и златокрасочной росписью. Бабур осмотрел эти прекрасные украшения на стенах и карнизах, а затем открыл двери. Пропустив внутрь сначала мать и сестру, прошел в хужру сам.
Внутри обители не было темно, но в соответствии с правилами в михрабе теплилась свеча. В дневном свете, льющемся из окон, ее огонек был едва заметен, но, падая на стенные золотистые узоры, он придавал им дополнительную прелесть своими колеблющимися отблесками.
Бабур был необычно возбужден, восхищен. На стене ниши вокруг огонька свечи он увидел красные узоры. Спросил сестру:
— Это и есть «ислими гулхан»? [3]
Ханзода-бегим озорно улыбнулась:
— Если будет дарована мне пощада за несогласие, скажу.
Бабур тоже улыбнулся:
— Даровал, уже даровал. Скажите.
Ханзода-бегим обернулась и показала узоры над входными дверями:
— «Костер защиты» — вон там. Вы приняли за костер узор тюльпана, мой амирзода.
«Костер защиты»… Узоры, которые показала Ханзода-бегим, и вправду напоминали языки пламени. Ты подошел к входным дверям, и с тобой вместе подошли твои беды, они спешат проскочить и в помещение, но… останавливаются, их не пускает спасительный огонь… Бабуру почему-то вспомнилось, что по древнему обычаю и жениха с невестой обводят вокруг костра. Он посмотрел на сестру, признавая ее преимущество в знаниях такого рода: