Она промолчала, еще не придумав, как реагировать. Распорядитель неслышно шагнул к маркграфу, тоже одно слово ему вполголоса, тот приблизился к столу и поставил блюдо передо мной. То есть самцы прислуживают альфа-самцам, а самки — альфа-самкам, как постоянное напоминание о рангах.
Маркграф поклонился и отступил, я коротко кивнул в ответ, как бы полублагодарность, ибо благодарить по протоколу в таких случаях не положено.
Аскланделла, разделывая ножом мясо, поинтересовалась холодно:
— Вы поедете встречать короля Леопольда?
Я взглянул в ее удивительно светлые глаза, напоминающие лед на вершине гор. Густые черные брови грозно смыкаются над переносицей, пытаясь бросить тень вниз и окоричневить глаза, но те остаются не просто светлыми, а предельно светлыми.
— А нужно?
Она наклонила голову, не отрывая взгляда от блюда. — Да.
— Тогда не поеду, — ответил я, — а что, он дорогу сюда не помнит? Здесь и встречу.
— Лучше здесь встречу я, — предложила она. — Вы же мужчина, вам надлежит быть на коне… К тому же у вас такой красивый конь! Какая грива…
Я покосился на ее пышно взбитые волосы, роскошные, перевитые багровыми лентами, символизирующими, на мой взгляд, не чистоту и невинность, а пламя в аду. У моего коня и то, наверное, не такая масса этой прелести.
— Все знают, — заметил я мирно, — что мне делать, как поступать и где быть. И почему только сами не короли?
Аскланделла заметила ровным голосом:
— Когда слишком, это будет ад…
Я время от времени замолкал, сосредотачивался, вид в это время у меня, думаю, глуповатый или вдумчивый, и на блюде Аскланделлы возникали экзотичные лакомства, которые она точно раньше не пробовала и даже не предполагала, что такие существуют.
Молодец, принимает без тени удивления, царственно, ест спокойно, как будто у нее еще в детстве вырезали любые чувства, способные бросить тень на ее безукоризненность.
После кальмаров размером с наперсток, приготовленных в чем-то особо дразнящем, я создал на ее блюде пирожные, легкие и воздушные, одна видимость, закончил совсем уж сладостями, но она взглянула на меня вопросительно, и я, сосредоточившись, сотворил безумно изящную расписную чашку работы китайских мастеров, а в ней лучший кофе со сливками, который только можно предложить женщине.
Она приняла благосклонно, поблагодарив микроскопическим наклонением головы и легким взмахом длинных ресниц с загнутыми кончиками.
Дождавшись, пока допьет, я поднялся, коротко поклонился.
— Благодарю весьма зело, ваше высочество! Было весьма как бы и даже очень! Спасибо!
Она ответила безмятежно: