Зачастую там, где мы ощущаем эротически возбуждающий привкус, северяне совершенно его не чувствуют. Им и сама эротика представляется чем-то обыденным, со всех сторон изученным, многократно объясненным, и они гордятся этим своим вкладом в современную культуру. Впрочем, сексуальная свобода — лишь составная часть мировосприятия, основанного на индивидуализме.
О духовном складе разных народов много говорят и пишут. Так, в одном трактате по физиологии мне попался рейтинг женской привлекательности. Первое место там, помнится, занимали грузинки, второе — француженки из Арля, за ними шли — кто бы мог подумать? — жительницы нашего приморского Чезенатико, а на четвертом месте были шведки.
Всем известно, что скандинавские женщины гораздо более инициативны и темпераментны, чем мужчины. Может быть, именно поэтому туристки с севера так гоняются за итальянцами — в прессе это уже стало притчей во языцех. Мне рассказывали, как одна студентка из Упсалы залепила пощечину молодому итальянцу, который после танцевального вечера провожал ее в гостиницу и вел себя как истинный джентльмен. «Какой же ты итальянец, если даже не попытался меня поцеловать?! — воскликнула «пострадавшая». — Неужто я такая уродина!»
Однако не надо впадать в крайности, как один наш известный поэт, приехавший в Хельсинки. Ему приглянулась горничная в гостинице, и он, памятуя о свободных нравах северянок, решил не терять времени: разделся догола и звонком вызвал горничную. Она явилась, увидела незадачливого эксгибициониста, покачала головой и исчезла. А вскоре вернулась в сопровождении двух здоровяков, настойчиво пытавшихся препроводить служителя муз в сумасшедший дом.
Как бы ни были гибки рамки морали, все же ни мужчины, ни женщины не желают попадать в скандальные ситуации. Кстати, «скандал» — типично скандинавское слово. Один скандинавист как-то заметил, что Гедда Габлер — это воплощение страха общества перед публичным скандалом.
Многие считают, что своей независимостью, раскрепощенностью скандинавские женщины обязаны королеве Кристине, опередившей свою эпоху. Эта женщина знала семь языков, была математиком и астрологом, изучала философию и дипломатию, посещала лекции Декарта и скакала на коне как заправский кавалерист.
Белобрысая и угловатая, Кристина потрясла все королевские дворы Европы своими многочисленными любовными связями. Страсть к наукам не отвратила ее от жажды острых ощущений. В конце концов она себе нажила нервное расстройство и пыталась вышибить клин клином, еще чаще давая балы и меняя любовников. Она не признавала брак, но не мужчин, как нынешние феминистки. В один прекрасный день власть ей наскучила, она отреклась от престола, сменила веру и образ жизни. Она устала носить тяжелое королевское облачение: золотой скипетр, мантию из синего бархата, отороченную горностаем, которую сменила на костюм пажа. Подстригшись «под мальчика» (опять же предвосхищая нынешнюю моду), она умчалась на белом коне искать приключений. Словом, Кристина была бунтаркой и антиконформисткой, что часто случается с отпрысками знатных фамилий.