Юная Франческа старается изо всех сил; ей так хочется добиться успеха. Ради этого она готова на любые жертвы: встает в шесть утра, целый день проводит в павильоне, сквозь стеклянную крышу которого нещадно палит солнце, а «юпитеры» буквально выжигают глаза; годами есть одну отварную рыбу, лишь по большим праздникам позволяя себе глоток шампанского и немного черной икры, зато у нее до старости сохраняется великолепная фигура — ей не нужны ни корсеты, ни бюстгальтеры; не злоупотребляет гримом, разве что немного туши на ресницах, что еще больше подчеркивает глубину ее глаз, «бездонных, как ночь», по выражению одного из обожателей.
В течение десяти с небольшим лет Берти ни снялась более чем в ста картинах. В основном она играла страстных и романтичных героинь, это либо исторические, либо мифологические образы: Лукреция Борджа, Пиа де Толомей, Беатриче Ченчи, Тоска, Федра, Джульетта. И, надо отметить, она всегда могла себе позволить выбирать, поскольку пришла в кино в шестнадцать лет, а то и раньше (я уже упоминал, что насчет ее возраста до сих пор существуют расхождения) и прекратила сниматься в расцвете лет и славы — в двадцать девять. Правда, изредка ее тянуло и к современным сюжетам, таким, например, как «Нелли-жиголетта» или «Жестокий танец». Один из ее фильмов носил заманчивое название: «Разгул страстей». Однако, вопреки всем ожиданиям, она только раз появилась в нем с обнаженными плечами.
Ее настоящее имя — Элена Серачини Витьелло. Первую реалистическую роль она сыграла в картине по роману Сальваторе Ди Джакомо «Ассунта Спина», почти полностью основанной на натурных съемках — на улице, в зале суда, в тюрьме. Именно Ди Джакомо предложил ее на главную роль, ибо, по его убеждению, «в ней, несмотря на греческий профиль, есть подлинный дух Неаполя», недаром она с одиннадцати лет выступала на неаполитанской сцене, откуда и попала прямо на мировой экран.
— Ди Джакомо познакомил меня с генеральным директором парижской кинофирмы «Пате фрер» Лозавио, — рассказывает Франческа Бертини. — Ему как раз нужна была актриса на роль Леоноры в «Трубадуре». Я была совсем девочка, боялась слово сказать, но из всех красавиц, которых ему предлагали, он почему-то выбрал меня. Может, за чрезмерную хрупкость, отличавшую меня от всех, ведь тогда в моде были пышные формы. Так или иначе, фирма одобрила его выбор.
На съемочной площадке она нетерпима, капризна, даже деспотична; ко всем без исключения обращается на «вы»; никогда не пускается в откровенности, но в том, что касается картины, вмешивается во все — и в режиссуру, и в монтаж. Правда, кино начала века не давало большого простора для инициативы: еще не было ни крупного плана, ни наезда, ни прочих технических тонкостей. Но Франческа тем не менее находила, к чему придраться. Сальвадор Дали посвятил ей возвышенные и поистине живописные строки: «…эти руки потерпевшей кораблекрушение в море любви, эта нервная, извивающаяся походка, это гибкое и пламенное тело, скользящее в ночь по длинной беломраморной лестнице…»